Подойдя ближе, я вижу кружку с надписью «Книголюб» и дозатор с кленовым сиропом для моего кофе. Я делаю глубокий вдох. Не могу в это поверить. Он с легкостью потратил тысячи долларов на всю эту технику и был достаточно наблюдателен, узнав мой любимый цвет, чтобы убедиться, что он соответствует моей индивидуальности при ребрендинге аккаунта.
В довершение всего он купил мне кофеварку с моим любимым сиропом. Эти мелочи заставляют меня чувствовать то, чего я никогда раньше не испытывала. Трепет в животе, тепло и возбуждение, распространяющиеся от сердца к остальным частям тела.
Я отправляю ему короткое сообщение, прежде чем погрузиться в работу.
Жасмин: Спасибо за все, я очень ценю это. Но кофемашина – это уже слишком, ты не должен был ее покупать.
Элио: Ты любишь кофе и имеешь право наслаждаться им по утрам дома. И я не могу ее сдать, слишком гиморный возврат.
Жасмин: Хм, хотела бы я сказать, что все это чушь собачья, но я слишком рада.
Элио: Видишь, одного дня хватило, чтобы научить тебя манерам.
Я стону, закатывая глаза от его сообщения. Он слишком любит умничать. И теперь к тому же я начинаю понимать, что он гораздо больше, чем это.
Просто отлично.
Пока печенье остывает, я взбиваю глазурь в миске, смешивая сливочный сыр, масло, густые сливки и сахарную пудру. Как только я добиваюсь подходящей консистенции, я отставляю миску, остановив запись, поскольку продолжать съемку нет никакого смысла, пока я не начну покрывать печенье глазурью.
Пузырек вбегает на кухне безостановочно двигаясь ко мне. Она мурлычет, потираясь о мои ноги. Я наклоняюсь, чтобы ее погладить, и чувствую так много любви к этой кошке. Никогда не думала, что я на это способна, но они такие чертовски милые и постоянно сворачиваются калачиком у меня на коленях.
Как я могла их не полюбить?
Элио прочищает горло, давая знать о своем присутствии.
— Ты нравишься моим девочкам, — говорит он.
— И в этом нет их вины, — я наклоняю голову и смотрю на него с игривой улыбкой.
Уголки губ Элио приподнимаются. Я любуюсь им, размышляя о том, каково это – прижаться к его губам, почувствовать его большое, сильное тело своим…
Я выпрямляюсь, резко прерывая момент, пока мой мозг не унес меня туда, куда не следует.
— Ты закончила снимать? — спрашивает он, опершись локтями на остров и наблюдая, как я мою руки.
— Еще нет. Мне нужно покрыть печенье глазурью, а потом я закончу.
Элио ничего не говорит в ответ и садится на барный стул, пока я подношу миску с глазурью к печеньям, которые остывают перед ним.
Я снова включаю камеру и уже не так нервничаю в его присутствии, как раньше. Основная часть работы уже сделана, и мне не нужно ничего говорить, так что повода для волнения нет.
Я беру ложку из ящика и зачерпываю глазурь.
— Можешь попробовать? Мне кажется, я немного предвзята, и поэтому думаю, что она очень вкусная, но мне нужно еще чье-то мнение.
Элио берет у меня ложку, стараясь, чтобы наши руки не соприкасались. Он подносит ее к губам, его язык высовывается, чтобы попробовать глазурь на вкус. Он напевает что-то себе под нос, а затем берет ложку в рот, посасывая и облизывая ее дочиста.
Святое. Дерьмо.
Почему я решила, что это хорошая идея? Увидев, как Элио лижет и сосет ложку, я открыла для себя новую фантазию. Чтобы его рот делал то же самое, но уже с моим телом.
Я чувствую, как намокают мои губы, поэтому быстро прикрываю их рукой, понимая, что это слюна. Я буквально пускала слюни, глядя на этого мужчину. А он – последний, на кого я должна смотреть вот так.
Я выныриваю из оцепенения, охваченная похотью, и выпрямляюсь, когда он возвращает мне ложку.
— Это очень вкусно, Жасмин. Ты должна собой гордиться.
— Спасибо, — я застенчиво улыбаюсь.
— И твои слюни тоже были довольно впечатляющие.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сохранить самообладание, пока я пытаюсь сдержать свое выражение лица. Если он поймал меня на том, как я на него глазею, то я тоже могу устроить для него шоу.
Я беру его ложку, не думая о том, что мой рот окажется на том же месте, где были его язык и губы, и зачерпываю немного глазури.
— Думаю, для пущей убедительности мне нужно еще раз попробовать, — говорю я ему, игнорируя его предыдущие слова.
Положив ложку вертикально, я высовываю язык и облизываю ее снизу вверх, не сводя глаз с Элио. Его глаза темнеют и сосредотачиваются на моих губах.
Я просовываю прохладный металл между губами, сахарная глазурь попадает на язык, заставляя меня закатить глаза от удовольствия.
— М-м-м, — напеваю я, облизывая ложку дочиста, а затем отпускаю ее с хлюпаньем.
Это заставляет Элио отвести взгляд, его глаза прикованы к столешнице, а не ко мне. Он делает глубокий вдох, пока я бросаю ложку в раковину.
— Dolcezza, не надо, — предупреждает он.
— Что не надо?