— Доброе утро, мэм, чем могу быть полезен? — спрашивает пожилой джентльмен в костюме.
— Доброе утро. Эм, как ваше имя? — спрашиваю я, потому что меня воспитали так, чтобы я всегда обращалась к людям по имени. Это знак уважения.
— Колин Пэттс. Я работаю здесь швейцаром, а вас?
— Приятно познакомиться, Колин. Я – Жасмин Пак.
— Мисс Пак, добро пожаловать. Чем могу помочь? — в его светло-голубых глазах светится приветствие, и могу сказать, что он искренне наслаждается своей работой.
— Пожалуйста, зовите меня Жасмин. Я здесь, чтобы встретиться с Элио Маццо. Он прислал мне смс с местом встречи, если вам нужны доказательства.
Он отмахивается от меня.
— В этом нет необходимости, мисс Жасмин. Если вы – гостья мистера Маццо, мне не нужны дополнительные доказательства. Вы можете воспользоваться лифтом и подняться на четвертый этаж.
Я благодарю его и направляюсь к лифту, изо всех сил стараясь не додумывать то, что сказал мне Колин. Что он имел в виду?
В лифте я нажимаю кнопку четвертого этажа, нервно ожидая, когда кабина доберется до места назначения. Двери со звоном открываются, и я выхожу в коридор. Пол устлан гладким черным ковром, а по белым стенам с обеих сторон развешены художественные картины.
Оказавшись у входной двери квартиры Элио, я поправляю свое черное мини-платье. Я выбрала простой сарафан на тонких бретелях, облегающее грудь, а его юбка расширяется к талии. К нему я надела босоножки, желая выглядеть непринужденно, но презентабельно.
Выровняв дыхание, я стучу в его дверь под номером 401, которая, как я предполагаю, скоро станет нашей. Она мгновенно открывается, как будто Элио стоял за ней все это время и ждал меня.
Он возвышается надо мной, его темные волосы взъерошены и уложены не так идеально, как были до этого. Я хочу видеть в этом недостатки, но, черт возьми, думаю, мне это нравится. Его черная футболка подчеркивает широкую грудь, рукава плотно облегают бицепсы, и я вижу под тканью намек на рельефный пресс.
И в довершение всего на нем серые спортивные штаны.
Мудак.
Он знает, что женщины слабы перед ними, и теперь я жалею, что так вырядилась, когда он выглядит так, будто только что вылез из постели.
— Ты закончила меня разглядывать? — дразнит он, проводя языком по внутренней стороне щеки.
Я закатываю глаза, испытывая искушение развернуться и убраться отсюда ко всем чертям, но потом вспоминаю, как сильно мне нужно место для ночлега и как сильно я хочу, чтобы мой бизнес развивался, чтобы я могла в конце концов жить самостоятельно.
— Мне было интересно, почему ты выглядишь таким растрепанным. Это не совсем похоже на твой обычный образ, — замечаю я, скрещивая руки под грудью, непреднамеренно сильнее сжимая и без того напряженную ложбинку между грудями.
Его зеленые, как лес, глаза не отрываются от моих, но челюсть сжимается.
— Обычно я не выряжаюсь, когда нахожусь дома вместе со своей соседкой, но если ты такое любишь, то без проблем, — говорит он, небрежно пожимая плечами и отступая, чтобы впустить меня.
Я игнорирую его и прохожу мимо в прихожую. Мы молча идем по короткому коридору, поворачивая направо в гостиную.
У меня челюсть отвисает от красоты интерьера. Темно-синие, черные и белые тона идеально сочетаются со стенами, полом и мебелью. За исключением того, что, на мой взгляд, здесь слишком чисто и организованно, все на своих местах. На стойке нет ни единой чашки, ни брошенной на пол спортивной сумки.
Элио молчит, пока я изучаю его квартиру, наблюдая за моими действиями.
Меня удивляет, что у него дома и чисто, и в то же время нет. Часть меня думает, что он из тех, кто получает удовольствие, зная, что он все контролирует и все так, как и должно быть.
Прекрати думать о том, как он получает удовольствие, мысленно ругаю я себя. Он твой сосед, и он тебе не нравится.
Мне нужно убедить себя в этом, привести в сознание свой мозг, чтобы я не видела его таким же, как в первый день нашей встречи. Я мысленно прогоняю эти мысли, возвращая себя в настоящее.
В гостиной стоит белый кожаный Г-образный диван, напротив него большой телевизор и камин из черного кирпича. Но что вызывает мой интерес, так это шахматная доска на столе в углу, обращенная к окнам от пола до потолка, выходящие на город.
Мой желудок трепещет от радости, я с детства любила играть в шахматы. Это одно из внеклассных занятий, на которые меня заставили пойти родители, и в конце концов я его полюбила.
— Ты играешь в шахматы? — спрашиваю я и тут же жалею об этом, потому что очевидно, что да. Иначе зачем еще ему шахматная доска, которая выглядит так, будто стоит приличную сумму, поскольку целикам сделана из стекла?
— Я же говорил тебе, что я не какой-нибудь там тупой качок, — вот и весь его ответ.
У меня такое чувство, что в нем скрыто нечто большее, но я пока не могу точно определить, что именно.