Растворившись в своём прекрасном видении, сквозь гул сердца, отдающий в ушах, слышу:
- М-м-м… Мирочка-деточка… Скажи-ка, пожалуйста, колготы или чулки?
А я, как-то подфигевши, всё же перевожу свой взгляд на звук и наблюдаю, как жадно и похотливо Роман проходится взглядом по присаживающейся за своё место в конце стола, Мире. Только открываю свой рот, чтобы закрыть его рот, как слышу:
- Понятия не имею, что на вас сегодня надето, Роман Алексеевич. Я не сильна в извращениях!
Слышу, как Роман поперхнулся от возмущения, а кто-то уже взорвался смехом, пока кто-то всё же пытается старательно сдерживать его и прикрывается руками. Я в полнейшем шоке от услышанного, но всё же с широкой улыбкой на лице по нескольким причинам, перевожу свой взгляд на Миру.
- Вы бы это у других своих коллег поспрашивали – они вас всё-таки дольше и лучше знают, Роман Алексеевич… – абсолютно невозмутимо проговорила Мира.
Народ с разной степенью активности продолжает смеяться, Роман же плотно сжимает губы, а Мирослава продолжает потешаться:
- Вот видите, Роман Алексеевич, – обводит взглядом окружающих её коллег, – до чего вы коллектив доводите своими вопросами не по адресу. Мы же здесь, между прочим, собрались важные организационные моменты обсуждать, а не ваши пристрастия в одежде… Вот мне Андрей Викторович постоянно говорит, как важны оперативки и планёрки, а вы так эгоистично себя ведёте… Столько времени на вас уходит… Ай-йай-йай таким быть, Роман Алексеевич! – назидательно пожурила его указательным пальчиком правой ручки, чем вызвала дополнительную волну смеха, после чего абсолютно невозмутимо принялась открывать свой ноутбук.
- Спасибо большое, Мирослава Викторовна. – С широкой улыбкой на лице кивнул ей. А вот Роман всё-таки решил «подать голос»:
- Вообще-то, я спрашивал, что на тебе сейчас надето, Мирочка?
- Ну откуда мне знать-то было? – С невозмутимым видом поднимает на него глаза и пожимает плечиками. – Думаю, что уже можно было понять, что «туповата» я – соображаю очень «туго»… – народ прыскает со смеху, а Мира снова пожимает плечиками и добавляет. – И научиться уже либо правильно формулировать свои вопросы, либо молчать, Роман Алексеевич. – И подмигивает ему.
- Молчание – золото, Роман Алексеевич! – вклиниваюсь я. – Мирослава Викторовна права. – Многозначительно смотрю на него и киваю, после чего добавляю. – Всё! Начинаем оперативку.
Остаток оперативки проходит уже спокойно и плодотворно. А благодаря расторопности и креативности Миры, вновь быстрее, запланированного на неё, времени.
С благодарностью отпускаю всех, но прошу Миру задержаться. Моя Врединка тяжело вздыхает, но всё же остаётся сидеть на месте.
Роман, на удивление, выходит, просто попрощавшись. А, как только за ним закрывается дверь, Мира проговаривает:
- Да всё я понимаю, Андрей Викторович… В четверг вообще могу посидеть за дверью с Аллочкой или у нас в отделе остаться… – скрещивает руки на груди. – Ну, не могу я вести себя так, как вам хочется… – отводит взгляд от меня и теперь смотрит просто перед собой. – А в понедельник уже Вера Степановна…
Не даю ей договорить:
- Мира, я не об этом хочу с вами поговорить и ваше поведение не осуждаю тоже.
- И чего же? Вы же мне рассказали про Романа Алексеевича и попросили быть с ним повежливее…
- Но подобный ответ он всё же заслужил, Мирослава. – Она хмыкает и продолжает смотреть перед собой, а я добавляю. – Тем более, что вы правильно ему намекнули – и выводы нужно было уже давно сделать…
Мира неопределённо ведёт плечиком, но всё так же смотрит перед собой, а я смотрю на неё и отмечаю для себя то, что остаётся в её образе неизменным, а что условно меняется: снова высокая причёска из кос, хоть уже и другая, небольшие аккуратные серьги-каффы с россыпью постепенно уменьшающихся бриллиантов, всё тот же кулон из горного хрусталя, серебряные часы-браслет на правой руке, а на левой – браслет «Пандора» с «бриллиантовыми» шармами, но всё с той же подвеской-аметистом… И её неизменное фаланговое колечко на мизинчике левой ручки…