Катя давно поняла, что хорошо помнила события, себя и свою жизнь, но ровно до того визга тормозов, до злополучного утра, когда она отключилась на асфальте ожидая скорой. Но дальше… дальше дыра, черная бездна, ни одной вспышки воспоминаний. А ведь было что-то между тем днем и днем когда Катя заново родилась, она чувствовала, просто знала это. Восстанавливая сюжет собственной жизни последних лет из обрывков подслушанных фраз и скудных ответов, что выдавал персонал, ей никак не удавалось сцепить нити повествования в единый сюжет. В этом пазле не хватало деталей, а те что были, не подходили к ни к картине «Жизнь Екатерины до самого худшего дня ее жизни», ни к странному постеру «Здравствуй новая Катенькина жизнь».
Конечно, Катя пыталась и сама добыть информацию, она всегда была внимательна, подмечала самые мелкие детали. Правда в нынешней ситуации результат был почти нулевой и расследование сходило на нет.
Например, через восемь дней после того, как пришла в себя, Екатерина решила твердо разобраться с вопросом о муже. Побоявшись спросить напрямую, решила начать с того, чтобы узнать собственную фамилию. Но не спрашивать же у врачей. Решила подсмотреть в карте. Навещавшие ее специалисты ни разу не выпускали документов из рук. Когда ловили взгляд девушки на бумагах, их как по команде накрывали папкой, ладонью или попусту уносили. Лишь единственный раз, Тамара, собирая свои записи, не заметила, как одна из справок, спикировав со стола, свалилась в щель между стеной и креслом. Катя помнила тот день, она ждала, когда, наконец, окажется в палате одна, чтобы достать треклятый листок. Как по закону подлости, вереница медиков не иссякала, а Катя все больше чувствовала наваливающую усталость и к вечеру начала сомневаться, что если она и останется одна, то сил, чтобы подняться, преодолеть расстояние до кресла и вернуться назад к койке у нее не хватит. Почти перед сном ей представилась возможность, она почти стекла со своего ложа и на карачках медленно начала продвигаться к заветному сокровищу. Руки и ноги дрожали, она почти решила пробовать ползти на животе, но так оказалось еще тяжелее. Снова кое-как она встала на четвереньки, последний метр почти подтягивая себя руками. Вытянув листок, она разочарованно вздохнула. Это были анализы крови, на месте имени значилось «НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЙ ПАЦИЕНТ».
Как она могла, несколько лет пролежав в клинике, быть «незарегистрированным» пациентом было не понятно. Тогда девушка подумала, что возможно, это связано с шероховатостью программного обеспечения, просто сбой, так часто бывало в российских поликлиниках, машины не совершенны. Дата рождения явно соответствовала действительности, свой день рождения Катя помнила, тут все сходилось, бумага была явно о ней. Вот только дата самого анализа не билась с внутренним календарем Екатерины, даже при условии того, что в кому она впала, по словам медиков, 3 года назад. На этом «открытии» Катя была обнаружена Любой, которая причитая подняла ее с пола.
— Ну, зачем вы сами встали-то?
— Я хотела в туалет сама дойти, — неуверенно отбивалась Катя.
— Что утка приелась? — осклабилась медсестра, — а если бы головой ударились? Опять в кому? Так вас уж Михаил Сергеевич не спас бы, так овощем бы и остались. Мы тут вам что, в игры играем?
— Ну не могу я так, хочу сама…
— Не можете, так потерпите немного, вы не только так себя в могилу загоните, но и нас всех под монастырь! — не унималась Люба, судя по настроению уже начиная злиться, — А это у вас что?
Заметив бумажку, Люба выхватила клочок из Катиных пальцев.