Опять умолкли, прислушиваясь, лай и крики затихли.
— Идем, погляжу жену твою.
— Ладно, Дамиан, мы тогда пошли. Дай бог Бените поправиться.
— Дай бог поправиться.
— Прощай пока.
Дамиан и знахарь приблизились к двери дома.
— Вы, Хосе дель Кармен, лучше сами войдите. С ней там сестра ее, Домитила.
Дамиан заложил руки за спину, прислонился к стене. Голоса знахаря и женщин были слышны, но он не понимал, что они говорят. Опять донесся лай собак, крики охотников. Они удалялись по склону. Лай и полоса рассыпались во все стороны.
— Потеряли след оленя. Собаки по-другому лают, не иначе лису подняли.
Издалека донеслось призывное пение рога. Охотники выкрикивали имена собак.
— То, то, то!..
Потом все стихло. Лишь изредка долетали неясные, искаженные расстоянием звуки.
Дамиан снова обогнул дом, отпер висячий замок на маленькой двери. Бесшумно вошел. Снял с гвоздя ружье, рог с порохом, сумку. В эту минуту появился Трубач, встал в двери, виляя хвостом. Дамиан подозвал пса и крепко привязал веревкой к столбу. Увидав, что хозяин уходит, пес завыл.
Дамиан, не оглядываясь, двинулся вверх по тропинке через лес. Прошло немного времени, и вот он один; вокруг только деревья, тени деревьев, шорохи деревьев, темные тайны деревьев. Высокие гуамо, кедры с маленькими легкими листьями, перепутанные сети лиан, кустарник, густые заросли папоротника, трава, черная земля. Тропинка взбиралась вверх по склону, неожиданно сворачивала, терялась среди кустарника и стволов. Задрожала листва, он поднял голову — высоко среди ветвей мгновенной вспышкой промелькнула белка. И птица какая-то все летела за ним, устало, будто задыхаясь мучительно, твердила без конца одни и те же две ноты, вещала беду.
Дамиан остановился, снял альпаргаты. Привязал к поясу. Пальцами босых ног захватил влажную черную землю. Земля была прохладной. Упруго подрагивала на ходу, ноги слегка вязли.
Куда ты идешь, Дамиан? А вдруг появится сейчас олень с рогами о двенадцати концах? Он беду приносит, Хосе дель Кармен говорит. В тот год, когда засуха была, убили оленя с рогами о двенадцати концах. К лучшему, если не загонят его, говорит Хосе дель Кармен. Куда же ты идешь? Ранчо уже далеко. Как там Хосе дель Кармен колдует над Бенитой? Очень уж тяжко заболела Бенита, колотье у нее в боку. Старая стала.
Шел бы ты подальше со своими шуточками, Дамиан. Тогда Бенита была совсем молоденькая. Все губки поджимала, хорошенькая такая. И короткая прядь волос свисала ей на глаза. Не до шуток мне, Бенита. Всерьез тебе говорю — не до шуток. Не полюбишь меня, пропаду. Пропаду я, Бенита, через тебя. Убери волосы со лба, хочу видеть твои глаза.
Дамиан остановился. Тропинку пересекали следы. Он присел на корточки, стал рассматривать. Следы свежие. Олень. Ну и здоровый же, проклятущий. Вниз пошел, к ущелью. По траве и папоротникам тянется след. Поднялся Дамиан и зашагал дальше в гору.
Подумать только, Бенита заболела. Такая была крепкая. Никогда не уставала. А какая веселая. Всегда в работе. Толчет маис и поет. Подметает и поет. Стирает и поет. Только как-то раз вдруг… Я лучше уйду, Дамиан. Ты с ума сошла, женщина. Нет, Дамиан, я не сошла с ума. Я знаю, ты хочешь сыновей. Я же знаю. Всякий мужчина хочет иметь сыновей, и ты тоже. А у меня дети не родятся. Мы уже много лет вместе и знаем — не будет у меня детей. Я — все равно как яловая корова, Дамиан. Негодная. Яловые коровы, они ни на что не годны. Зачем они? Замолчи, Бенита, не говори так. Ты хорошая женщина, я тебя очень люблю.
Дамиан сплюнул. Во рту была горечь.
Я очень тебя люблю, Бенита. Пускай нет у нас детей. На то божья воля. А я тебя ни на кого не променяю. Ни на кого, хоть бы та сотню детей родила! Ты — моя любимая. Нет у нас детей, ну и что ж такого?
Дамиан запыхался. Видимо, давно уже шагает через лес. Ружье за плечом стало тяжелым. Он взял его в руки. Вокруг — тишина, покой. Где-то поблизости часто-часто позванивал ручеек. Тонкой нитью выбегал из-под папоротников, пересекал тропинку. Дамиан опустился на колени, стал пить. Жадно глотал пересохшим ртом прохладную воду, свежесть наполняла грудь.
Вот так же сохло во рту, когда болел он лихорадкой, едва не умер. Щупал свою голову, она была раскаленной, как камень в очаге. Все вокруг покрылось тьмою. День не отличался от ночи. Но Бенита все время была рядом. Всякий раз, когда открывал Дамиан глаза, он видел ее. Он боялся уснуть. Боялся, что останется один. И, засыпая, держался за руку Бениты. Просыпался как от толчка. Бенита, Бенита, ты здесь? Она была здесь. Она говорила с ним. Тише, Дамиан, тише. Вот так, тихонечко. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. Спи, Дамиан. Спи спокойно. Спокойно. Я здесь, я с тобой. Снова и снова просыпался он, задыхаясь, горячий, как раскаленный уголь, протягивал руки в темноту. Бенита, Бенита, ты здесь? Успокойся, Дамиан. Успокойся. Ты меня видишь? Я здесь.