— Вам лучше перестать столько, курить. Прислушайтесь к совету врача, выпейте коньяка, поешьте луковой похлебки. Только не напивайтесь в хлам. Вы можете понадобиться в любой момент.
Тихий мужской голос, с едва заметным восточным акцентом, отвлек его от тяжелых воспоминаний. Анри оглянулся и увидел стоявшего рядом недавнего соседа по больничному коридору.
На вид ему было лет 55-60. Мужчина был среднего роста, коренастый, с черной густой шевелюрой, обильно тронутой сединой. Аккуратная арабская бородка, обрамляла красивое лицо с тонкими чертами, которому добавляла харизмы сетка мелких морщин. Оливковая кожа и миндалевидный разрез карих глаз, указывали на восточных предков незнакомца. Мужчина был одет в деловой костюм светло-серого цвета и насколько успел заметить Анри, сшитый на заказ. Светлая рубашка в тонкую полоску, идеально подобранный галстук, дорогие туфли, и плащ, переброшенный через сгиб руки, дополняли его гардероб.
— Позвольте представиться - Галиб аль Рахим бен Зафар. В прошлом государственный чиновник, — мужчина протянул Анри руку.
— Анри Лурье, журналист, — ответил Анри, пожав крепкую ладонь собеседника и отметив силу его рукопожатия.
— У вас здесь супруга? Сильное ранение?
— Жена. Ранение не сильное, осколок вазы рассек кожу на голове. Но сам удар вызвал болевой шок. Она до сих пор не пришла в себя. К тому же она на пятом месяце беременности, — Анри затушил сигарету о край урны и выбросил окурок. — А за чью жизнь вам стоит молиться?
— Молиться нужно за всех живущих, без исключения, а в реанимации у меня старший сын. Один раз я уже молился за него и его друзей. Чтобы Аллах сохранил их на земле. Тогда молитва помогла. Это было в июне 2011-го. Когда авиаудар накрыл Триполи. Сын в это время находился на нефтепромысле в районе Мабрука, это в ста семидесяти километрах от Сирта. Он вместе с другими инженерами останавливал добычу нефти, консервировал установки, чтобы избежать катастрофы, и мы не знали что с ним.
— Вы родом из Ливии?
— Да Анри. И я вспомнил вас. Вы ведь тоже были в нашей столице в то страшное лето.
— Был. Но вас не помню…
— Я выдавал вам разрешения, пропуска и приставил охрану, когда вы поехали снимать репортаж в разбомбленный ракетами жилой квартал. С вами был еще ваш ассистент Пьер. Вы с ним похожи. Я тогда еще решил, что вы родственники.
— Было такое, но простите месье Зафар, вас не припоминаю.
— Это не удивительно. Военная форма смывает четкость с лица. Оно становится лицом толпы - просто еще один вояка, выдающий документы, в черном берете и солнцезащитных очках. Вам ли не знать этого.
— Да знакомо. А вы служили в армии?
— В разведке. Но когда начался мятеж, мы все вошли в состав службы безопасности.
— Простите за нескромный вопрос…
— Как я оказался во Франции? — прищурился собеседник.
— Да.
— Когда наша страна была уничтожена как государство, нам не оставалось ничего другого, как покинуть землю предков. Времени на раздумье не оставалось. У нас было спрятано небольшое судно в Сирте. На нем мы после гибели Полковника, под видом беженцев, ушли в Тунис. Семь офицеров и члены наших семей. Нам, как вы понимаете, места в прежней службе не нашлось бы, да и есть ли она там сейчас, в том виде какой я ее помню… Ну и особого желания служить новой власти, когда столько лет ты служил своему народу, у нас не было.
— С вами понятно. А дети?
— Старший сын - инженер нефтяник. Он тоже остался без работы. Начался межплеменной передел месторождений. Погибли люди, очень много специалистов из Европы. Они наивно надеялись, что силы НАТО, возьмут их под защиту. Но военные ушли, а озлобленные, разозленные войной племена, попробовавшие вкус крови остались. В Тунисе мы надолго не задержались. Мне и еще двум офицерам предложили должности консультантов в разведывательном управлении Сирии. Годом позже меня пригласили в Интерпол, на аналогичную должность. Старший и средний сыновья, нашли работу в Европе. Мой второй сын хирург. Его пригласил главный врач частной клиники в Мюнхене, где он проходил практику во время учебы. Живет с семьей в Германии.Узнав из новостей о случившемся, примчался сюда в составе сборной медицинской бригады, для оказания помощи коллегам. Старший сын обосновался во Франции, работает по контракту на нефтедобывающих платформах в Северном море. А вот теперь…, — мужчина умолк.
— Погиб кто-то из ваших родных? — Анри интуитивно ощутил боль собеседника, которая казалось, выплеснулась наружу.
— Да. Погибла его жена. Они были с друзьями, на концерте в зале «Батаклан». Вместе с ними был племянник, он сейчас в другом госпитале.
— Невероятно. У меня до сих пор в голове не укладывается. Господи, как такое могло произойти? Как такое допустили?
Анри невольно обрадовался случайному собеседнику. Все это время, он держал впечатления в себе, а сейчас представилась возможность выговориться. Вылить часть боли, накопившейся в душе и искавшей выхода.
— Ничего Ничего не вероятного в этом нет. Мы давно ждали этого. А насчет Господа, то он поступил справедливо. Вернул зло причиненное другим.
— Вернул зло? Как это? Кому мы причинили зло? Моя жена, ваш сын, невестка, племянник, тот умерший полицейский? Сотни других людей? Я вас не понимаю! — резко ответил Анри, пораженный услышанным.
— Я не сказал о том, что зло причинили мы с вами, или наши близкие. Я имел в виду наше общество. Знаете, на соседней койке с моим племянником, лежит командир эскадрильи, которая принимала участие в нанесении авиаударов по Триполи и Мабруку. Бомбил Сирию. О чем он думал, выпуская ракеты в мирные кварталы? Отдавая приказы своим подчиненным? Думал, что выполняет свой долг, освобождает народ Ливии от диктатора, а Сирию от боевиков, уничтожая мирное население? У русских есть поговорка: « Когда рубят лес, то по сторонам летят щепки». Думал ли он о том, что Провидение ответит ему злом на причиненное зло, и он тоже станет этой отлетевшей в сторону щепкой? Наверно даже не предполагал. Хочется верить, что не только он один получил воздаяние за свои действия. Среди погибших и раненых, безусловно, есть родственники или близкие друзья тех, кто принимал решения об участии ВВС Франции в авианалетах НАТО на Ливию, Ирак, Сирию. Там ведь тоже гибли ни в чем не повинные люди. Теперь это зло, эта боль вернулись. Причиненная боль, всегда возвращается, только нам не дано знать, как, в каком виде, и когда, она доберется до нас.
— Ну, знаете месье Зафар, не будь я журналистом…, — Анри непроизвольно сжал кулаки.
— Что? Вмазали бы мне по морде? — усмехнулся собеседник. — Не вмажете. Именно потому, что вы журналист. Мы с вами совсем иначе оцениваем происходящие события. Усмирите свой гнев. Признайтесь, что в душе вы согласны с моими словами. Давайте лучше отправимся в какое-нибудь кафе. Мне тоже необходимо подкрепиться, — мужчина вопросительно взглянул на Анри. — Нам позвонят если будут новости о наших близких.
— Да, наверное, вы правы. И у меня есть к вам несколько вопросов, на которые хотелось бы получить ответы. Это и профессиональный интерес, и лично мой. Я принимаю ваше предложение. Давайте возьмем такси, — примирительно ответил Лурье.
Мужчины спустились по подъездному пандусу и, пройдя по аллее центрального въезда, покинули территорию госпиталя.