-- Хорошо. Гуманность -- продукт эволюции, и продукт достаточно поздний. Это ощущение человечества как единого целого, -- сказал Андрей, и Алена увидела, что он готов. Голова заработала.
-- Каждый человек -- член человечества. Но мы едины. Убить человека -значит убить самого себя. Это сущность гуманности.
-- Теория, а? -- сказала Алена.
Андрей фыркнул -- удовлетворенно:
-- Вот и я про то... Ощущая другого человека как брата своего, мы все равно с охотой его убиваем. За примерами ходить недалеко, -- он кивнул через плечо в сторону деревни. -- А крокодилов уж ты решительно отказываешься считать братьями меньшими, сколько я тебя ни уговаривал...
-- Сначала ты их уговори, -- сказала Алена.
-- Ну, пока ни один крокодил тебя не скушал... А вот муравьеды очень охотно жрут эцитонов, а мы с точки зрения Клуба очень похожи на муравьедов. Гигантские, бессмысленные, жадные твари... Скажешь, у нас есть орудия? У муравьеда тоже есть, и тоже убийственные -- когти и язык... в метр длиной... Лазим к ним, лазим; Сколько мы уже перебили солдат? Тысячи...
-- Андрюш, ну опять ты за свое... Они же на нас нападают.
-- Лазим, как крокодилы под палаткой, -- не унимался он -- Муравьеда тоже укусами не прогонишь... пока не гукнешь в морду инфразвуком. Гуманность, гуманность... С его точки зрения, -- теперь он кивнул в сторону Клуба -- гуманно было бы оставить его в покое.
Сегодня он мог убедиться, что мы неагрессивные, а?
-- Крокодилы тебя сто раз убеждали... Ну, поглядим, вдруг он действительно что-то поймет.
-- И окажется умнее меня, -- сказала Алена.
-- Ах черт, руки так трясутся... Давай я погребу.
Он греб одним веслом, по-индейски, стоя на колене, лицом к носу пироги. Аленка не видела его лица, но знала, какое оно: отрешенное и вытаращенное: смотрит как будто очень внимательно, но ничего не видит и про себя свистит. Ей приходилось подруливать.
-- Когда ты свистишь про себя, ты воздух не выдуваешь, а втягиваешь, да? -- спросила она и добавила: -- О, мудрейший!
-- Что? -- спросил Андрей. Он отрешенно взглянул через плечо и вдруг ухмыльнулся, щеки пошли складками.
-- Я думал, что летучие мыши тоже дают ультразвук. Его ультразвуком не удивишь.
Пирога развернулась, и там, где сидела Алена, теперь был нос. Она сняла пистолет с комбинезона и повернулась вперед. За спиной плескало весло, нос пироги резал застойную воду, как студень. Болото лопалось пивными пузырями -- гнилые коряги, серые столбы москитов над водой, а слева от берега -гигантский фиолетово-розовый цветок. От него тоже пахнет гнилью. И похоже, что впереди -- целое стадо крокодилов.
-- Жутко здесь жить, -- сказала Алена не оборачиваясь. -- Отвернулась от тебя, и сразу одиночество такое, как Робинзон. А если они не убедились? Еще одна такая атака...
-- Будем осторожней, только и всего, -- сказал Андрей с кормы. Удивительно приятно звучал его рассудительный голос. -- Атаки будут, ты не сомневайся. Он убежден в своей исключительности, ибо он одинок в своей Вселенной. Таков его эволюционный опыт. Коллектив, необходимый для эволюции разума, он содержит внутри себя, а все внешнее -- враждебно. Высшая гордыня. Сам себе отец, и сын, и любовь... Здорово, да?
-- И жутко.
-- Аленушка, -- позвал Андрей.
-- Что?
-- Тебе страшно? Взаправду?
-- Взаправду, -- сказала Аленка. -- И противно. Мне было противно -поправилась она. -- Сейчас ничего.
-- Почему-то трубку он направил на тебя. Потом еще дальнослышанье, -ты слышишь, а я нет.
-- Эх, ты, логик, -- сказала Аленка. -- Ясно, что трубка целилась на кинокамеру. Камера на штативе -- треногая цапля, которая гуляет с муравьедами. Как будем работать? Он придумывает новые штуки. Предположим, он увеличит дальность действия нового... пугача. Увеличит угол захвата и накроет обоих. Что предпримем?
-- Представления не имею, -- озабоченно сказал Андрей. -- Аленка, тебе не кажется, что мы спим?
-- Нам бы сейчас третьего... Чтобы стоял с изотопом в сторонке... Пока Клуб не сообразит, зачем он стоит...
Андрей внезапно захохотал:
-- Экспериментальный объект, экспериментирующий над исследователями! Вот дожили! Собрать большую экспедицию, чтобы охранять друг друга от насекомых, а?
-- Тихо...
Алена выстрелила. Поставив ногу на сиденье, она послала две пули в воду.
-- Подбирался снизу, из тени...
Они подплывали к запруде. Река совсем обмелела в этом месте, подстреленный крокодил шипел и колотился об отмель, как паровой молот.
В Аленке что-то содрогнулось. Ящер хотел уйти, зарыться, спрятаться от смерти. Алена стала смотреть в сторону. Слева темнели затопленные джунгли, справа солнце слепило глаза, а прямо возвышалась беспорядочная куча бревен -- запруда.
Андрей повел лодку вдоль нее, осматривая ошкуренные разбухшие бревна, бесчисленные водопадики, зигзагами текущие по стволам, а Аленка надвинула на брови беленькую кепочку и смотрела в воду, держа наготове пистолет.
-- Стой, -- сказала Алена. -- Табань.
Пирога закачалась и встала.
-- Что там?
-- Змеюка. Еще ненавижу змей. Андрей, это водяной удав. Вон, у самых бревен.
-- Большой? -- равнодушно спросил Андрей.
-- Ушел, все, -- соврала Алена. Ей больше не хотелось стрелять сегодня. -- Метров десять в длину.
-- Ничего себе, -- сказал Андрей. -- Пошли домой.
Запруда, мокро блестящая на солнце, стала отходить, и где-то под ней плыл удав, который не боится никого, даже крокодилов.
-- Прошляпили; -- сказал Андрей. -- Ты видишь, сколько там воды? Наверху?
-- Ну, вижу.
-- Там метров шесть. Если взорвать, пройдет волна и захлестнет старицу.
Аленка недослышала. Она думала про удава, которого боятся даже крокодилы, и о том, что они с Андрюшкой устали, ничему уже не удивляются. Даже Клубу.
V
Бегущие вернулись. Они шли по деревне и женщины молча выбегали из домов. Было тихо, как всегда, но Тот Чье Имя Нельзя Произносить проснулся. Он сел на коврике из сухих лиан и протер гноящиеся глаза. За домом вполголоса распоряжался старшина Змей. Воины, тяжело ступая под грузом, носили ящики с патронами.
Вождь толкнул пяткой младшую жену, свернувшуюся на его коврике. Женщина выскользнула наружу, а старшина Бегущих вошел в дом.
-- Мы взяли водяную машину.
-- Хорошо, -- сказал вождь. -- Будет праздник.
Старшина подал ему палочку с зарубками и он посчитал их, загибая пальцы, и махнул рукой: "Иди".
Он долго сидел, неподвижно глядя на светлое пятно у входа, курил и думал. Жена подавала ему трубки. "Теперь можно нападать, -- думал вождь, -каждый воин может убить четырежды столько солдат, сколько пальцев на руках".
Он сидел, курил, и в голове у него вились, как змеи, изгибы Великой Реки, и воины выпрыгивали из лодок и перебегали по тайным тропинкам, и пулеметы трещали из-под корней на каучуковых плантациях.
Светлое пятно отползло от входа направо, в глубину дома, а вождь все думал и курил трубку за трубкой. Потом вошел старшина Змей.
-- Белые плавали к запруде. Они опять готовятся в путь. Садятся в пирогу.
"Много беспокойства, -- подумал вождь. -- Сейчас надо быть осмотрительными и мудрыми, как крокодилы". Он решил. Поход открывается завтра после захода солнца.
-- Иди, -- произнес вождь. Это значило, что старый приказ остается в силе. Следить, не выдавая себя, но если белые увидят воинов или заплывут в протоку, их надо схватить.