«Кентербери» полностью совпал с описанием Ари. Улица оказалась тихой и тенистой, администратор у стойки регистрации вежливо и быстро оформил им номер. Через несколько минут они уже были одни в прелестной, уставленной цветами маленькой гостиной.
— Твоя идея? — спросила она, оглядывая вазы с желтыми розами и шампанское в наполненном льдом серебряном ведерке. — Или это все от щедрот управляющего гостиницы?
— Я перестарался?
Склонив голову набок, Пич сделала вид, будто обдумывает его вопрос.
— Если только в дверь не постучит скрипач, чтобы спеть нам серенаду, то нет.
— Черт возьми, как это я не подумал об этом?
Пич хихикнула.
— Потому что ты не такой изобретательный, как я.
— Буду над собой работать. Хочешь посмотреть остальные комнаты?
— Пока что нет. — Минуту назад Пич умирала от желания оказаться наедине с ним в спальне, а теперь вдруг ужасно перепугалась. Она совершенно не знала, что делать дальше. Она никогда не оказывалась в номере отеля наедине с мужчиной, не считая Герберта.
— Ты нервничаешь? — спросил Ари.
— Даже ноги подгибаются, сейчас упаду.
— В общем, идея именно в этом, — усмехнулся Ари.
Вспыхнув, Пич подошла к окну и притворилась, что рассматривает улицу внизу, тем временем перебирая в уме свои достоинства — или их отсутствие. Ари разочарует ее тело, разве только ему каким-то чудом нравятся растяжки на коже. И сексуального опыта у нее маловато. Господи, да она почти ничего не умеет! Катастрофа! Может, стоит сбежать прямо сейчас, пока она еще не опозорилась?
— Как насчет бокала шампанского? — спросил он. — Он поможет тебе расслабиться, а то ты напряжена как струна.
Она повернулась к нему лицом.
— Может потребоваться вся бутылка. Боюсь, я сделаю что-то не так.
Ари подал ей полный до краев бокал, затем сел на хрупкую на вид старинную кушетку и жестом пригласил ее сесть рядом.
— Тебе не надо ничего делать. Никаких правил не существует, Пич. Я счастлив просто быть здесь с тобой и немного поговорить. Мне так много хочется узнать о тебе.
— Например?
— Для начала, откуда у тебя такое имя?
— Папа в первый раз взглянул на меня после моего рождения и сказал, что я напоминаю ему спелый персик[4]. Мне повезло, ведь он собирался назвать меня в честь тети Гермионы, а прижилось имя Пич.
Ари рассмеялся низким мужественным смехом, так непохожим на резкий, неприятный смех Герберта.
— Да, лучше уж Пич.
Пич сделала глоток вина, потом взглянула на него. Они сидели так близко, что их бедра соприкасались.
Она чувствовала его мышцы. Он обнял ее за плечи. Господи, как это приятно!
— О чем ты думаешь? — спросил он хриплым голосом, от которого по спине пробежали мурашки.
— Мне стало интересно, как выглядит спальня, — ответила она со своей обычной прямотой.
— Пошли проверим?
Ее ответное «да» прозвучало едва слышно.
Ари встал.
Пич сбросила туфли на высоких каблуках и пошла вслед за ним, чувствуя, как покраснели ее щеки при виде широкой старинной кровати с пушистым покрывалом, на котором словно было написано «Залезай!».
— Ты должна согласиться, что это гораздо лучше спальни для гостей у тебя дома, когда этажом ниже спит твоя мать, — сказал Ари, заключая ее в свои объятия и целуя в шею.
— Да, конечно, но гостевая спальня тоже подошла бы. Я не кричу, если тебя именно это тревожило.
— Ты хочешь сказать, что раньше не кричала, — ответил он, прижимая ее к себе так крепко, что она смогла ощутить всю длину его восставшей плоти у своего живота. И что это была за длина!
— Разве нам не надо обсудить, что мы будем делать завтра? — спросила Пич.
— До завтра еще много времени.
Ари улыбнулся ей, и эта улыбка сказала все. У него был вид нетерпеливого мальчишки под вечер Рождества перед горой свертков с подарками. Только сверток перед Ари был один. Она сама. Пич молила Бога, чтобы он не слишком придирался к своему подарку.
— Может, тогда обсудим, чем мы будем заниматься сегодня вечером?
Он наклонил голову и пощекотал языком ее нижнюю губу.
— Если ты о ресторане, то мы можем заказать ужин в номер. Я надеялся получить тебя на десерт.
— Все обещания да обещания, — пробормотала она, но он заставил ее замолчать поцелуем.
Ари страстно впился в ее рот, крепко прижал к себе, пробовал ее на вкус, вдыхал ее аромат и желал так сильно, что ему потребовалась вся его сила воли, чтобы удержаться, не сорвать с нее одежду, уложить на ковер и взять тут же и немедленно.