Выбрать главу

мной, - и отец вновь улыбнулся. - Ты устроил такое драматичное представление сегодня… Бедный ребенок в

лапах гнусного отца-садиста. Полагаю, ты пробил Поттера на жалость. Думаю, не ошибусь, если скажу, что

ты весь этот крик и устроил только ради него. Но мне интересно, - Люциус потянулся к сыну и сжал его

плечи, - что же ты заодно не рассказал всем, как ты стонал и извивался подо мной, как ты кричал

"Еще!", "Глубже!", "Трахни меня!" А, Драко?

- Ублюдок! - выплюнул Драко.

- Не беспокойся, - проигнорировав оскорбление, Люциус вновь откинулся на спинку. - Тебе не придется

скучать. Нарцисса нас оставила, так что мы будем с тобой вдвоем коротать вечера. В твоем дневнике я

прочел, что ты скучаешь по тем временам, когда отец любил тебя. Считай, что эти времена вернулись.

Они выехали за пределы Хогвартса. Люциус вынул волшебную палочку, коснулся передней стенки кареты и

произнес:

- Азкабан!

- Что? - успел спросить Драко, прежде чем почувствовал рывок в районе пупка, и в водовороте цветных

пятен и завываний ветра карета-портключ доставила их к стенам самой мрачной тюрьмы всех времен и

народов. Высокие ворота медленно распахнулись, и карета въехала во двор.

- Почему мы приехали в Азкабан? - тихо спросил Драко.

- Посмотреть, как устроился твой друг, - ответил Люциус. И рассмеялся, глядя на изумленное лицо сына.

- Драко, Драко! Неужели ты полагал, что мы и в самом деле будем ждать суда? Даже Фуджу понятно, что

Дамблдор найдет способ вытащить своего Золотого Мальчика. Нет, Драко, суд уже состоялся. Вполне

законный, быстрый и тайный. Есть протокол, решение и приговор. Все как положено.

- Какой приговор? - тихо спросил Драко.

- Поцелуй дементора. Не переживай, это не смертельно. Я даже могу выкупить его потом - для тебя.

Подарок на день рождения.

Драко закрыл глаза, пытаясь понять, что же такое сказал ему отец. Сейчас Гарри казнят. Дементор

высосет его душу, и от Гарри останется лишь пустая оболочка. Вполне живая оболочка, но пустая. И вот

это отец предлагает ему. Тело Гарри Поттера. Глаза, которые никогда не будут теплеть от улыбки и

темнеть от возбуждения. Губы, которые никогда не улыбнутся и не скажут "Я люблю тебя". Господи, и отец

всерьез предлагает ему ЭТО!

- За что ты так меня ненавидишь? - спросил Драко, чувствуя, как к горлу подкатывает отвратительный,

мешающий говорить и дышать, комок. - Ведь я же твой сын… Ты должен любить меня, оберегать, хотеть,

чтобы я был счастлив… Что я тебе сделал? Ты не хотел, чтобы я родился? Так и я не хотел! Почему ты не

убил меня? Почему не велел маме сделать аборт? Господи, да что же я тебе такого сделал, что ты так

меня ненавидишь?!

Что-то дрогнуло в бесстрастном лице Люциуса. Он медленно протянул руку и большим пальцем вытер слезу,

катящуюся по щеке Драко.

- Что ты говоришь, маленький мой? Я люблю тебя. Прости, если говорю с тобой резко. Я люблю тебя. Может

быть, я не прав, - он сел рядом с Драко и привлек его голову к своей груди, - может быть, я люблю тебя

не совсем так, как должен любить отец… Но мы ведь Малфои, сынок. Мы чистокровные волшебники из

древнейшего рода. В наших жилах течет кровь вейл, демонов и вампиров. Нам позволено больше, чем

простым смертным. Я хочу, чтобы ты был счастлив и чтобы ты был достоин своего имени.

- Но ты же убиваешь его! - сквозь слезы выдавил Драко.

- Этот мальчишка не стоит тебя, - твердо ответил отец. - Чувство, которое ты к нему испытываешь,

слишком огромно и сильно, чтобы быть взаимным. Драко! Он никогда не сможет любить тебя так, как ты

любишь его. Ты Малфой, ты не знаешь полумер, хотя и я пытался научить тебя. Но я пытался научить тебя

тому, во что не верю сам. Я понимаю, как сильно ты любишь его. Но он этого не стоит. Он всего лишь

человек, - отец приподнял Драко за подбородок, внимательно глядя в заполненные слезами глаза. - Я

пошутил насчет подарка. Я избавлю тебя от этой зависимости. Не плачь. Это пройдет. Ты испишешь еще два

десятка страниц в своем дневнике, возможно, сочинишь несколько прекрасных стихов. А потом все пройдет,

- он снова обнял сына и поцеловал его в губы. - Посиди здесь. Я скоро вернусь.

Он вышел из кареты и зашагал в сторону комендатуры - высокий, изящный, платиновые волосы стянуты в

хвост, черная мантия мягко спадает до земли, рука в черной лайковой перчатке сжимает тросточку.

Воплощенная элегантность.

Он еще не успел пересечь и половины тюремного двора, как сзади раздался оклик:

- Подожди!

Люциус обернулся. Его сын стоял на ступеньке кареты, глядя на него с отчаянной мольбой в огромных