— Восемьдесят семь, — Петр Петрович сверился со своими бумагами. Надо же, там даже такое пишут.
— Увы, в такой нравственной консистенции мы не можем вас отправить в райскую долину. Наш руководитель… он считает, что вы там устроите беспорядки и внесете элемент морального абьюза.
— И что теперь, к чертям меня отправите?
— Эммм… Таисия Михайловна, я не уполномочен раскрывать вам схему мироустройства. Но нет, туда вы тоже не подходите.
— Ни к умным, ни к красивым, — резюмировала я, — и вы меня просто развеете по космосу теперь? А я ведь ветеран труда, как никак. Заслуженный работник медицинской отрасли.
Петр Петрович надел очки.
Лицо его было по-прежнему спокойным и умиротворенным, но судя по тому, что очки сели на нос вверх ногами, заушниками вверх, мой куратор очень нервничал.
Крякнув, он тут же исправил свою ошибку.
— Пока вы были на передержке в вашем прежнем теле, нашелся подходящий вариант, — сказал он, — вас направят на дальнейшее саморазвитие в один из параллельных миров нашей же вселенной.
— И я там уже не буду собой? Не смогу навещать любимых родственников в виде призрака, гремя цепями и выписывая пальцем на запотевшем стекле ванной бранные словечки?
— Нет! — почти рявкнул куратор. — Вы замените одну достойнейшую личность. Образец добродетели и нежности. Ту, что всю свою долгую, почти вечную жизнь помогала людям, и не только людям. И делала это с любовью, и теплотой. Она заслужила покой. И мы с большой неохотой решили ее отпустить. Дать душе Тейселен вечное наслаждение. Но заменить ее было некем. Не родилась пока еще фея, одаренная теми же способностями. И ее место, в том же теле, займете вы! Это будет ваш урок. Отработка, если точнее.
— Фея? Вы это в фигуральном смысле? — спросила я с подозрением.
— В натуральном, — отрезал Петр Петрович, — фея Тейселен ждет, когда мы заменим ее на … так скажем, волонтера.
— И я буду вместо нее целую вечность? — с подозрением спросила я.
— Зависит от того, как вы справитесь.
— А у нее есть какие-то… ну житейские обязательства. Муж, дети?
— Нет, фея Тейселен провела жизнь в служении окружающим и не построила семью. Но вам никто не запрещает…
— Спасибо, этого по полной накушалась! — быстро ответила я.
Петр Петрович решительно поднялся.
— Все, ваш ресурс пребывания вне тела заканчивается. Мне надо отправлять вас дальше. И если вы отказываетесь заменить Тейселен, попадете в лимб. Чрезвычайно унылое место вроде зала ожидания на железнодорожном вокзале.
— Фея так фея, — вздохнула я, вспомнив привокзальные туалеты.
Куратор оказался близко-близко и приложил к моему лбу ладонь, которая тут же загорелась ярко-синим.
Вспышка, боль во всем теле, снова не могу дышать…
А потом я в очередной раз открыла глаза.
1.2
— Тейселен! — позвал нежный, как звон колокольчика, голосок. Прохладная ладонь очутилась на моем лбу.
Перед глазами был свет, много света. И потом из него соткался образ милой до тошноты комнатки с обстановкой в пастельных тонах.
Где я?
Неужто отметила юбилей, как подобает? Тряхнула стариной от души, так сказать. Так, что весь порох из пороховниц высыпался. Вместе с остатками памяти. А еще так голова гудит, будто я снова с младшим внуком коктейли дегустировала. Может, так оно и было?
Проморгавшись, увидела прямо по курсу испуганную девицу. Нет, это не одна из моих правнучек, и не та надоедливая журналистка, хотя чем-то похожа.
— Что со мной такое? Кто вы? — спросила я и тут же заткнулась, потому что голос у меня был чужой.
Молодой, приятный, идеально подходит под описание “А как речь-то говорит, Словно реченька журчит”.
— Ах, Тейселен, вы так нас напугали! Лишились чувств прямо за утренним уроком добродетели!
— Добро… чего? — снова поперхнулась незнакомым голосом. — Я учусь добродетели?
— Вы? Ой! — девушка звонко рассмеялась, будто я отмочила дурь в стиле современных комиков, которые кривляются по “ящику” так, что на экран плюнуть хочется, да оттирать его потом неохота.
— Вы шутите со мной, — догадалась малышка, — надо же, как остроумно! Конечно, вы преподаете и добродетель, и милосердие в вашей школе фей!
Преподаватель в школе для феечек!
Закатив глаза, заскрипела зубами, вспомнив Петра Петровича и его лекцию о хорошем поведении.
Значит, все это правда! Не приснилось после того, как я тортом объелась. Ах, да. Я его даже и не попробовала. Зато обеспечила съемочной группе репортаж куда интереснее, чем унылый юбилей божьего одуванчика.
— Вы себя хорошо чувствуете? — осторожно поинтересовалась девушка… и в голове моей щелкнуло: “Мерципен”.