Красный едва дополз до пещеры. Глубокие раны сплошь избороздили медную чешую.
— Пламя и когти!.. Ведь уже столько лет не прилетал… — прохрипел дракон. — Ты приносишь одно несчастье… Справа в глубине пещеры есть мясо, с голоду не помри… — голубые глаза закрылись и черный раздвоенный язык вывалился изо рта.
Принцессе никогда не доводилось лечить драконов, но она мужественно взялась за дело. От дракона шел жар — она могла не бояться замерзнуть. Растопленным снегом она промыла раны и постаралась хоть немного защитить вход в пещеру от ветра. Дракон в забытье часто вздрагивал и тихо, жалобно стонал.
Мясо оказалось копченым и на диво вкусным, — дракон коптил его своим огнем. Только на третий день он открыл глаза, и тогда принцесса радостно захлопала в ладоши — она вся испереживалась. Но едва она попыталась, поблагодарив за спасение, поцеловать его в нос, дракон отшатнулся, словно ошпаренный.
Он был еще слишком слаб, чтобы далеко отходить от пещеры, не говоря уж о полете, и добросердечная Алгария приняла обязанности драконьей сиделки.
Когда дракону становилось лучше, они мило болтали, и заметно было, что чудищу это приятно. И все же он нет-нет да и поглядывал на девушку с подозрением. Через неделю она прямо потребовала объяснить, в чем дело. Дракон прищурился, помедлил, и неохотно сказал:
— Видишь ли, если бы ты не была принцессой…
— Ты презираешь королевские фамилии? Может, ты в душе революционер?
— Да наплевать мне на королей! Когти и пламя! Вы мне все на одно лицо. Дело не в том.
— Ну и?..
— Когда-то, много-много лет назад, когда я был совсем молоденький…
— Воображаю!
— Не перебивай. Далеко отсюда я встретил старого и мудрого дракона, обладавшего пророческим даром. И он мне предсказал, что я превращусь… превращусь…
— Не тяни, умоляю!
— Превращусь… тошно подумать… в человека. В прекрасного юношу, понятно?! Но такой кошмар может случиться, только если прекрасная принцесса спасет мне жизнь, полюбит меня и поцелует. После этакого я очень нервно отношусь к принцессам, знаешь ли…
— А что плохого?
— Да как ты не понимаешь! Ведь я прожил уже полтораста лет, свободный, крылатый, никем не стесняемый. Предаюсь размышлениям и философским изысканиям в уединении. И сменить такую жизнь на ваш страстный, комариный век! Человечишки! Думаете, лучше вашего бытия представить нельзя! — дракон обиделся и замолчал.
Смутно, сквозь сон, принцесса услышала легкий топот и позвякивание. Она нехотя подняла голову, забросив волосы за плечо — жизнь в пещере, без мытья и ухода, стала почти привычной.
Дракон спал, распластавшись на полу. Похоже, ему опять стало хуже — бока вздувались, из самой глубокой раны на ребрах сочилась темная кровь. Топот прекратился, но звяканье раздалось снова — кто-то вошел в пещеру.
Она выбралась из-под засаленной шкуры — своего одеяла. Перед головой дракона в слабом мерцании кристаллов стоял рыцарь в полном вооружении, подымая длинный меч.
— Нет, не смей! — ему в руку вцепилось растрепанное рыжее существо в изорванном платье. Дракон заворчал, зафыркал во сне. Рыцарь поспешно отступил, схватил девушку за плечо стальной перчаткой и потащил к выходу.
Там он махом закинул Алгарию на высокое украшенное седло поджидающего вороного коня. В пещере взревел проснувшийся дракон. Принцесса попыталась вырваться, но рыцарь уже гнал коня прочь, крепко держа ее перед собой.
Только теперь, при солнечном свете, Алгария рассмотрела щит похитителя — разделенный на черную и белую половины серебряным мечом рукояткой вверх. Рыцарь откинул забрало, открыв жесткое синеглазое молодое лицо, обрамленное черными волосами, и воскликнул:
— Вот так номер! Впервые вижу, чтоб так отбивались от спасителя! Похоже, ты, бедняжка, немного тронулась рассудком. Неудивительно! Давно тебя похитила эта тварь?
— Не смейте называть его так! Он никогда бы не напал на беззащитного! И он меня не похищал!
— Я же не такой дурак, чтобы бросать вызов ящерице! Лови момент, вот как я считаю. А ты, кажется, хорошенькая! Ну, ну, сиди смирно!
Они спускались так быстро, как только позволяли ноги жеребца — рыцарь поспешал подальше убраться от дракона, не выпуская добычу. Густой туман затянул ущелья, и конь с двойной ношей скоро совсем скрылся с глаз, выбирая тропу ощупью — умное животное не обращало внимания на прикрикивания хозяина.