- А ты знаешь… Я ведь, на самом деле, не особо и сержусь на твоего папашу, за то что он возник в жизни Прозер. Без него бы не было бы вот этого всего. – Тётя встряхнула огромную стопку бумаг. - Это ведь, на самом деле, достаточно глубокий вопрос.
- Ты о чём? – Зевнул Раймонд.
- Что лучше – прожить долгую, но ничем не приметную жизнь или раскрыть всё то, что природа в тебя вложила, но при этом не прожить и тридцати лет… - Тётя развернулась к племяннику. – Вот, ты бы что выбрал?
Раймонд задумался на минутку.
- Сложно. – Вздохнул он.
- Вот и я о том же.
Они успели просмотреть лишь одну треть, когда тётю всё-таки свалил сон и она мерно засопела, кое-как устроившись на переднем сидении.
У Раймонда же сна не было ни в одном глазу.
Освещая свой путь по бумажному скоплению выпрошенным у Шем карманным фонариком, он всё рассматривал и рассматривал, стараясь не упустить ни малейшей детали на любом из листов, страниц, обрывков или мелких записей.
Наконец, целую жизнь спустя, он добрался до последнего альбома. Потом до последнего листа и в конце концов перед ним предстала корка.
И тут все буквы, зарисовки и самые, казалось, незначительные закорючки засветились нежным золотистым светом. Мальчик отпрянул и замотал головой, но видение никуда не исчезло.
Маленькими, длиннохвостыми каплями рисованные образы и дети чернил чёрных и синих ручек стекались в единое светлое пятно на корке последнего альбома, образуя силуэт. Силуэт ключа.
В сердце что-то ёкнуло.
Приобретя чёткие черты, ключ перестал светиться и предстал перед мальчиком объёмным изваянием из тёмного, источавшего мягкое свечение, материала. Раймонд выключил фонарик, медленно протянул руку, взял ключ, поднял его и повертел в пальцах.
В эту же секунду нечто несильно осветило тёплым светом окружавшую обстановку. Мальчик несколько секунд растерянно вертел головой, пытаясь отыскать источник света, пока не понял, что он находится на его груди. А точнее – в ней.
Отогнув край майки, Раймонд увидел замочную скважину. Осознание пришло мгновенно.
Мальчик закрыл глаза. Поднёс ключ ближе.
Он поднимается по знакомой лестнице, подходит к двери на чердак, вставляет в неё ключ и наконец-то открывает её правильно.
Ноги увязли в мокром песке.
Бледно-голубое небо возвышалось над чистейшим морем, лениво омывавшим засыпанный ракушками берег.
Чуть поодаль возвышался лес. Глядя на деревья, создавалось такое впечатление, словно они застыли в бурном танце на акварельно-чернильной иллюстрации одной из книжек скандинавских сказок. На их ветвях висели картинные рамы самых разных эпох, размеров и форм.
Сам лес упирался в поросшие зеленью тёмные горы, схожие с останками какого-то огромного существа.
И тут из тёмной чащи показалась… она.
Секунда, две – ноги онемели. Сердце перестало биться. Тело ниже шеи стало невесомым. Кровь перестала бежать по венам. Раскрытые глаза обожгли слёзы.
Светящаяся, точно тот ключ, мягким, неземным свечением, облачённая в похожее на облачко белое платье без рукавов, перед ним в каких-то двадцати метрах стояла мама.
Мама! Это она! Кто же ещё? Разве можно не узнать эти короткие огненные волосы с двумя тонкими косичками на висках, собранными на затылке в узелок, круглое лицо с незабываемой улыбкой, чуть вздёрнутый нос, усыпанный бледными веснушками и светло-бардового цвета глаза. Те самые, которыми мальчик всю жизнь смотрел на этот свет.
- Привет. – Девушка помахала гостю рукой, а улыбка её, ставшая ещё шире, говорила без всяких слов: «Ну, вот мы и встретились. Вот мы и нашли друг друга».
Отчаянный крик застыл в горле, заставив всё существо затрястись. Миг – мальчик сорвался с места и побежал так, как не бегал никогда ни до, ни после.
Девушка тоже со звонким смехом рванулась вперёд.
Метр за метром, шаг за шагом, мама раскидывает руки и вот они наконец-то в объятьях друг друга.
Эпилог
Пять лет не такой уж и большой срок, однако за них способно произойти столько, что, после возвращения к дому, где прошли первые тринадцать лет жизни, человеку может показаться, что он не был в этих краях уже лет сто.
Раймонд подошёл к словно пришедшему из далёкого сна знакомому зеркалу в прихожей, и первая его мысль была: «Оно всегда висело настолько низко?».
Да, теперь, чтобы посмотреться в него, парню приходилось нагибаться. Оно и не мудрено, ведь теперь это был уже не тот тринадцатилетний мальчишка, а здоровый лоб, успевший вымахать за время отсутствия под два с лишним метра ростом.