Мальчик приподнялся на одной руке. При этом чувствовалась легкая боль в спине и в левом предплечье, будто с ними недавно активно взаимодействовали.
Раймонд лежал на кровати. Большо-ой кровати. По крайней мере, раза в два больше его привычной. Над кроватью был подвешен расписной балдахин, а пустая сердцевина рамы, на которой он держался, была заполнена композицией из тончайшей серебряной паутинки, изображавшей звездное небо, к которому также были подвешены плетенные из разноцветных ниток планеты. Из-за этого получалась этакая подвесная игрушка, которая обычно красуется над колыбелью младенцев. Кровать находилась в комнате. Если конкретнее – огромном помещении, очевидно, чьей-то спальне. Из мебели, помимо вышеупомянутого средства удовлетворения своей потребности в сне, стояли также стол, заваленный каким-то, как показалось Раймонду на первый взгляд, барахлом. Соответственно, около стола стоял достаточно милый стул, покрашенный в сиреневый. Чуть поодаль стояло большущее кресло, на спинке которого не хватало нескольких пуговичек. В углу стоял большой сервант, от одного взгляда на который в носу уже чувствовался запах пыли. На полу, практически закрывая его целиком, был расстелен большущий, плетенный из сотен тысяч ниточек разной толщины и цвета ковер, а также около кровати слоял необычный горшок, из которого рос, обвивая своими продолговатыми ветвями половину комнаты, большущий серый орешник. А необычен тот горшок был тем, что он был наполовину прозрачен и в нем, вместо земли, плавали в воде золотые рыбки, и даже потом вылезла одна толстая лягушка и благополучно упрыгала куда-то за шкаф, не удостоив глазевшего на неё Раймонда и долей своего внимания.
Раймонд много раз читал, а также слышал, про так называемые «осознанные сны». Это когда ты спишь, видишь сон, и вместе с тем понимаешь, что ты находишься ВО СНЕ, а не НАЯВУ. Оказаться в таком сне, как слышал мальчик, очень даже классно, потому что, как известно, во сне можно всё, а так как этот самый сон происходит внутри твоей черепной коробки – то, соответственно, ты этим сном можешь управлять. Но, видимо, у Раймонда мозг особенный и чрезмерно упрямый. А проявилось это когда-то в том, что мальчик однажды попал вот в такой осознанный сон, но все его старания выпросить у мозга показать ему не пыльное шоссе, со взлетающей то вверх, то вниз дорогой, на которую он по случайности набрел, оторвавшись от уже до боли знакомой совиной стаи, а лазурное море и белый пляж оказались бессмысленными. Но мы немного отвлеклись.
В общем, Раймонд еще в течении минуты пытался себя убедить хоть как-то, что всё, что сейчас перед ним находится – реально, но тем не менее с каждым осмотренным квадратным метром становилось всё очевиднее, что это всё не может быть ничем иным, кроме простого сна. И, учитывая обстоятельства, осознанного.
Понимая всю бесполезность намерения заставить самого себя видеть перед глазами что-то иное, и в ту же очередь, не желая вляпываться в какие-то неконтролируемые приключения, уже определенно подготовленные мальчику его же разумом, Раймонд принял самое простое решение – проснуться.
Но, зная, опять же, свои сны, которые славились большой продолжительностью и непреклонностью, Раймонд прекрасно понимал, что даже эта задача будет не из лёгких. Раймонд пытался щипать себя за руку, усиленно крутить головой, «задушить себя подушкой, в какой-то момент принялся усиленно терзать свои голосовые связки истошным криком (стоит подметить, что обычно во сне Раймонду кричать не удавалось даже при всём желании), царапать себе лицо ногтями, но всё это кончилось лишь красными бороздами на коже и падением мальчика с кровати. При котором он, к слову, не слабо приложился головой, аж уши заложило на секунду.
«Да что ж ты будешь делать!» - Скрипнул зубами раздосадованный малец.
После полета вниз с высоты мерой в полметра, Раймонд решил всё-таки на секунду расслабиться и отдохнуть, сверля взглядом потолок. Который был, надо отметить, наверное, самым странным предметом в этой комнате, потому что он как-бы был, и как бы его не было. Что-то бесформенное, неподдающееся никакому описанию нечто было барьером между этой комнатушкой и небом. Пустота, решившая каким-то неведомым образом замаскироваться под что-то осязаемое, но при этом она так и осталась пустотой. Пустотой, которая, толи по своей природе, толи от того, что на неё долго смотрели, начала будто двигаться и угрожающе шевелить своим нутром.