И вновь выцветшие строчки молчат. Вновь что-то далекое никак не хочет раскрыться ему и поведать тайну этих ночных полетов. И вновь Раймонд досадно закрывает толстую книгу, с торчащими тут и там листочками-заметками, аккуратно кладет коробку на своё место и спешит к двери.
Если тётя его здесь найдет – не сносить ему головы.
Он вышел с чердака, закрыл дверь, спустился вниз и обернулся. Длинная деревянная лестница ведёт вверх, во мрак, где скрывается всё забытое. Дверь закрыта, но её можно открыть в любой момент. Открыть неправильно, как это делает сам Раймонд на пару с тётей.
Как же открыть её правильно? Мальчик не знал, и ему не оставалось ничего другого, как развернуться и направиться по коридору восвояси.
Глава 1. Заход первый
Что я такое в глазах большинства? Ноль, чудак, неприятный человек, некто, у кого нет и никогда не будет положения в обществе, – словом, ничтожество из ничтожеств. Ну что ж, допустим, что все это так. Так вот, я хотел бы своей работой показать, что таится в сердце этого чудака, этого ничтожества.
(с) Винсент Ван Гог, из писем к брату Теодору Ван Гогу.
-Нет, ну вы только посмотрите на этого поганца, а! - Толстый нос-картошка наморщился на озлобленном лице тёти. Раймонд неохотно поднял взгляд на стоявшую прямо перед ним родственницу.
-Я тебе, паршивец, для чего эту проклятую железяку купила? Чтобы ты на ней играл всю ночь?! - Женщина, стоявшая в одном лишь утреннем халатике и с бигуди в темных волосах, - которые, если бы только не её совершенно не по-женски генеральский голос, могли бы сделать тётю Шем даже немного смешной, - размахивала в воздухе полотенцем и в легкую могла бы им сейчас кого-нибудь убить. - А уроки кто будет делать?! Я что ли?!
-Я всё сделал… - Голос предательски дрогнул.
Раймонд никогда не испытывал особого пристрастия к компьютеру или к технике в целом. Не только потому, что у них её было крайне мало, поскольку тётина зарплата просто не позволяла им развернуться на широкую ногу, но и ему просто не хотелось. Такой вот он парень. Однако же, стоит признать, что найти какую-нибудь «песочницу» или экономическую игрушку и проиграть в неё до самого вечера было намного интереснее, чем делать эти монотонные, однотипные и совершенно ненужные никому задания в изрисованных прошлыми поколениями шестиклассников учебниках, некоторые из которых были даже старше Раймонда. В то, что эти задания, по словам любимых и уважаемых педагогов города С*** помогают ученикам развивать их мозги на пару с какими-то там навыками, а также наполняют их головы знаниями и опытом, которые без всяких сомнений понадобятся ученикам во взрослой жизни, верилось с трудом. Да, господа учителя, по вашим абсолютно безразличным и демонстративно уставшим лицам, - достойным, пожалуй, великовозрастных кассирш, работающих в пыльном магазинчике на обочине забытого богом шоссе, по которому кто-нибудь проезжает, в лучшем случае, раз в два-три года, - склонности постоянно взрываться на пустом месте и придираться даже к самым незначительным вещам по типу не бордового, а тёмно-красного галстука у ученика с целью получить повод лишний раз на кого-нибудь наорать и выпустить пар и, наконец, железобетонной уверенности в том, что все на свете вам по гроб должны лишь за тот факт, что вы приходите на работу, как нельзя красноречиво говорят о том, насколько сильно конкретно вам эти знания помогли устроиться в жизни.
- Сделал, говоришь? Сделал? - Женщине стало почти смешно. - Ты мне в прошлом году тоже говорил, что ты всё сделал, и что в итоге? Чуть трояк в полугодии не схлопотал! Так что всё, будем возвращаться к истокам, раз ты, тринадцатилетний остолоп, по-другому не понимаешь – будешь просто сидеть и под моим полным контролем делать эти треклятые уроки, а потом в кровать! Тебе понятно?
- Понятно. - Тихо ответил Раймонд, глядя пустым, но всё прекрасно понимающим взглядом на постепенно опустошающуюся тарелку с потерявшим всякий вкус супом.
Потом мальчик встал, умылся, оделся, накинул ранец на плечо, попрощался с тётей и ушёл. Всё по давно отыгранному и отработанному годами сценарию.
Мальчик закрыл дверь. Вновь перед ним знакомая асфальтированная дорога. Вновь перед ним «коридор».
Раймонд очень любил длинные и знакомые дороги именно из-за того, что можно смело хотя бы половиной мозга и мировосприятия уйти в режим автопилота и попасть в этот «коридор».
Это название, конечно, было крайне условным, но наиболее удобным, чтобы объяснить несведущему человеку, на что это хотя бы приблизительно похоже.