Раймонд, чуть прищурив глаза от недоумения, неспешно приподнял руку, и, схватившись за округлую ручку фонаря, собрался уж было поставить «беглеца» на место, но тут ему в руку впёрлось нечто тонкое и отдалённо напоминавшее тощую не то лапу, не то копыто. Случилось это так неожиданно, что мальчик аж подлетел на месте. После того, как он вгляделся в полумрак, у мальчика отвисла челюсть.
От низа фонаря тянулась длинная и широкая полосатая шея, которая принадлежала худощавому телу, размером с круп борзой собаки.
Раймонд с секунду сидел в ступоре, пока фонарь не зашевелился у него в руках, и, приняв горизонтальное положение (отчего он стал отдалённо напоминать собачью голову с проколотым кольцом носом) уткнулся мальчику в живот.
- Ну… Эй! – Раймонд попытался отодвинуть от себя наглое животное, но то, с завидной силой, повалило Раймонда на спину, закутало поверженного соперника в одеяло и, потоптавшись на одном месте, плавно улеглось калачиком на получившейся конструкции. Раймонд в свою очередь, словно разбуженный крот, всё-таки смог выпутаться из тисков толстого одеяла, и, оказавшись на поверхности одной лишь головой, начал пристально сверлить взглядом лежавшего на нём толи пса, толи зебру с фонарём вместо головы.
- Это ведь были твои воспоминания, верно? – «Морда» существа чуть-чуть дёрнулась в сторону, и Раймонду подумалось, что это и есть ответ.
- Какой она была? – Вновь задал вопрос мальчик. – Моя мама? Прозерпина? Или ты… Т-Ты её не запомнил-а? – Последний слог Раймонд неритмично и фальшиво вытянул, поскольку ему в последний момент вспомнилось, что та зебра, которую он спас, вроде-как была девочкой.
Существо не реагировало. Уснуло? Должно быть… По крайней мере, после минуты безмолвного слушания тишины, до ушей мальчика стал доноситься тихий и размеренный храп. Ну, что-ж, значит и ему пора спать…
Не определённый промежуток времени мальчик просто лежал с открытыми глазами на спине и смотрел на своего нового друга. Потом закрыл глаза, но попытка провалиться в сон провалилась: тело быстро затекло. Лишь через, как казалось, полчаса моральных терзаний Раймонд всё-таки перевернулся на живот. Делал он это аккуратно, чтобы случайно не потревожить спящего на нём гостя, но тот, судя по всему, не проснулся бы даже если бы началось землетрясение.
- Мы отведём тебя домой. – Уже почти уснув неосознанно прошептал Раймонд. – С завтрашнего утра начнём поиски.
Наутро Раймонд вдруг почувствовал небывалый прилив сил и свежесть во всём теле. Фонарь, как ни странно, как ни в чём не бывало стоял на тумбочке. Раймонд даже на секунду допустил вариант того, что это у него от температуры началась всякая тарабарщина перед глазами мелькать. А хотя… После всего того, что с ним уже здесь произошло, сомневаться в чём-то было бы даже как-то странно.
Папа долго не хотел, чтобы сын вставал с кровати, так как был уверен, что это лишь временное облегчение, но в конце-концов Раймонд выпросил у родителя возможность хотя бы немного размяться и прогуляться до маминого рабочего стола, в выдвижном ящике которого хранилось сорок два её альбома по рисованию, которые у мальчика уже давно чесались руки перебрать. Сидя на высоком стуле, Раймонд неспешно листал пахнувшие сыростью страницы и с трепетом рассматривал каждую каракулю, нарисованную в углу листа, и даже порой узнавал некоторых людей, которых изображала мама. Вот он узнал Леди Мэри – пожилую женщину, работающую в том же цветочном магазине, что и тётя Шем. Вот юная мисс Дагхольт – их соседка, фирменная родинка которой ещё пока что кажется лишь бледной точкой у неё на щеке. Вот мистер Биллс – почтальон. Вот их вредная школьная библиотекарша, работающая в школе уже почти пятьдесят лет и имеющая назойливую привычку придираться абсолютно ко всему: то нос ученик не утёр, то стоит не так, то подпись поставил коряво, то разговаривает с ней грубо. И взгляд у неё ещё такой, будто она офицер, допрашивающий пленного солдата. И здесь, на рисунке, она была именно такая: сдвинутая в бок челюсть, прищуренные глаза на сморщенном лице, и розовые тени, доходящие ей до самых бровей.
И да, там была и тётя Шем, куда же без неё? Всё такая же порой хмурая, с большим носом, растрёпанной причёской, но глаза… На них был сделан особенный акцент. Они были прорисованы с мельчайшей точностью. Они были большие, тёмные, блестящие и невероятно красивые. Хоть Раймонд и не замечал этого (отчего ему стало в эту секунду даже немного стыдно), но что-то глубокое, то, что намного глубже всех его детских обид и предрассудков, чувствовало, что тётя именно такая, как здесь.