- Э-Это тётя Шем? – Решил всё-таки уточнить мальчик, поворачивая альбом к отцу. Тот, подойдя чуть поближе и приглядевшись, улыбнулся и кивнул в ответ.
- Да. Скажи же, красивая? Твоя мама очень любила её рисовать. Говорила, что у сестры её очень нестандартное лицо и его очень интересно изображать. Я даже однажды поинтересовался, пересчитал все портреты Шем – сорок шесть штук вышло, ты представляешь? Изобразила все её формы: «Шем обижена», «Шем размышляет», «Шем работает»… - Папа всё перечислял, а Раймонд листал альбом и перед ним представали всё новые и новые образы тёти. - … «Шем готовит», «Шем говорит», «Шем смеётся»… В общем – твоя тётя была её любимой моделью, хотя, насколько я знаю, Шем не любила, чтобы её фотографировали там, рисовали, и тому подобное.
- Это я знаю… - Ухмыльнулся Раймонд и вновь взглянул на Рагнарта. – А у них с мамой были хорошие отношения?
- О-о-очень хорошие, Райм. Твоя мама очень уважала тётю, ценила её труд, старалась помогать. Были у них, конечно, и конфликты, куда же без них? Тётю иногда нервировала несобранность мамы, она часто витала в облаках. Да и я, сказать честно, ей не слишком-то нравился… Так что вот так.
А тем временем Раймонд переключился уже совсем на другое.
- Кстати, хотел тебя спросить… - Мальчик подбежал к шкафу и раскрыл его.
- Что? – Рагнарт поддался вперёд и прищурил глаза, силясь разглядеть, что так заинтересовало сына.
Вытащив один из самых больших холстов, которые одной слегка воняющей специфическим ароматом стопкой лежали на дне шкафа, Раймонд развернул его лицом к филину.
- А вот это вот что?
Рагнарт пригляделся и слегка отстранился назад. Он постарался не меняться в лице, но по нему было видно, что у него внутри что-то всколыхнулось. На холсте – бывшем почти ростом с Раймонда – был изображён чёрный фон, на котором распластался невероятной красоты фейерверк с маленьким отпечатком тонкой и изящной ладони посередине. В разноцветных искрах читались разнообразные образы и пейзажи, которые, словно на картинке-перевёртыше, перетекали друг в друга в зависимости от того, на каком куске изображения сосредоточить свой взгляд. Рагнарт молчал почти с минуту.
- Пап? – Так и не дождавшись ответа спросил Раймонд.
- А, да, прости… - Тут же всполошился мужчина, приложив палец к губам.
- Про-зер-пи-на. – Прочитал с чётким выговором то, что было написано на оборотной стороне холста Раймонд. – Это имя мамы. Это что-то вроде абстрактного автопортрета, да? Ну, знаешь, там…
- Да нет, нет, Раймонд. Это… Это моя картина.
- Твоя? – Ещё больше оживился мальчик. – Так красиво нарисовано, у тебя прямо талант! Мне очень нравится! Это ты ей подарил, да?
- Ну… Раймонд, она… Эта картина посвящена твоей маме, но она написана уже после её… ухода.
В Раймонде будто бы что-то опустилось с небес на тонкое лезвие, на котором невозможно сделать ни одного шага в сторону. Папа помрачнел ещё сильнее. Создавалось такое впечатление, будто он сейчас весь окрасится в серый.
- А-а-а… - Раймонд начал судорожно придумывать, на что можно перевести диалог. – Слушай, а почему именно фейерверк? Она тебе такой представлялась?
Рагнарт поднял голову.
- Вообще, не совсем так. Этому есть объяснение. Я могу тебя… В общем, это связано с одним местом, я могу тебя туда отвести, но, боюсь, кое-кто будет сильно не рад нашему приходу.
Раймонд призадумался и до него быстро дошло.
- Ты про дядю? – Рагнарт кивнул в ответ.
- Тебе бабушка о нём рассказала?
- Да, и ещё… А хотя, не важно.
Раймонду, конечно, мгновенно стало интересно, откуда папа черпал вдохновение для столь интересной композиции, но при одном только упоминании дяди нечто в его нутре сжалось и жалобно затрепетало. Сразу в памяти всплыли эти злющие, словно у надзирателя в тюрьме, и испепеляющие одним своим взглядом глаза, и это наполненное ненавистью лицо. И ещё его манера говорить… Короче говоря – одно лишь присутствие дяди мгновенно испортили Раймонду не только настроение, но и всё впечатление от картины, так как мальчик прекрасно понимал, что при каждом взгляде на неё отныне будут сразу вспоминаться образ тёмного филина.
- Н-Но, я могу с ним поговорить, Раймонд. – Рагнарт будто бы прочитал всё на лице сына. – Мальчик мой, поверь, он, может быть, и кажется холодным и злым, но он вовсе не такой. Он просто очень серьёзный и дисциплинированный, потому-то и злится так на меня. – Филин усмехнулся. Он не причинит тебе вреда. Да, он, скорее всего, будет бухтеть, но он на самом деле очень любит, когда к его владениям проявляют интерес. Он у нас, понимаешь ли, тоже по-своему художник, а им всем такое свойственно. Ну, как? Полетим?