- А-А н-новые люди вам что, не помогают?
- Нет, молодой человек, я же говорил вам – это было очень давно, а сад этот зачах ничуть не позже. Никто не помнит о его существовании, и даже те, кто помнит, сюда редко приходят.
- Почему?
- Это гиблое место, на нём уже давно поставили крест, да и я тут уже, по факту, давно не живу.
- Э-Это как? Вас что, выгнали?
- Нет, я сам согласился уйти. Что тут ещё можно делать? – Мрачный собеседник вновь на мгновение прервался. – Хотя, как вы можете сейчас наблюдать, я наведываюсь сюда иногда, в определённое время. Сажаю семена, ухаживаю за ними…
-А разве нельзя организовать новый сад? Такой, о котором бы знали и приходили туда?
- А смысл, молодой человек? Этот завял – и новый завянет.
- Н-Но… Ну, не все же люди полные твари, извините меня, я ведь прав?
- Прав, юноша, прав, я и не говорил, что все люди стали полными, кхэм, подлецами, если позволите – смягчу ваше жесткое высказывание. Да, безусловно, есть и впрямь стоящие люди. Но надо учесть, что они не идеальны тоже, и это вполне нормально. И если приплести ещё к этому их не слишком-то выдающуюся популяцию, то вы, наверное, и без меня сможете сделать соответствующие выводы.
Раймонд опустил голову, чувствуя, что его запас вопросов и более-менее тяжеловесных ободряющих слов на исходе.
- Но даже этого хватает, чтобы здесь взошло хоть что-то. – Вновь продолжил свой рассказ садовник.
- Здесь вырастают цветы?
- Да, и некоторые из них воистину такие же, какими были их предки много-много веков назад, но такие встречаются очень и очень редко. Я стараюсь не оставлять ни одного проросшего цветка здесь, иначе они погибнут, я выкапываю их и уношу к себе домой. Он там, у западной стены, за пределами сада. Это единственное место, где не растут эти кусты. Только они здесь круглосуточно и живут.
- Вы про эти? – Раймонд подошёл к одному из кустов с оранжевыми ягодами. – А что это вообще за растение-то такое?
Собеседник мальчика надолго замолчал, Раймонду даже показалось, что этот странный человек его не расслышал.
- Можете попробовать в общем-то, вам ничего не будет. – Наконец-то ответил садовник.
Ну, Раймонд сорвал одну из ягод, покрутил её в пальцах, наставил под слабый свет, струящийся с неба, слегка сдавил, ощущая густую субстанцию внутри гладкой оболочки, и, наконец, кинул этот непонятный дар природы себе в рот. Стоило мальчику только распробовать этот деликатес, как его лицо тут же вытянулось, глаза полезли на лоб, а по коже будто бы пробежал электрический ток.
Раймонд сложился пополам. Скукожившийся в комок язык непроизвольно вылез наружу, силясь изгнать изо рта как можно больше этой гадости, которая вместе с резко хлынувшей в будто сжавшийся в спазме рот слюной вывалилась наружу.
- Неприятно, юноша? – Услышал вдруг из-за спины отплёвывающий последние остатки этой мерзкой ягоды на каменную плиту Раймонд.
- Что это такое? – Промычал мальчик еле разлипающимися губами.
- Это опиум, молодой человек.
- Опиум?.. – У Раймонда мгновенно спёрло дыхание.
- Вы только не волнуйтесь, юноша, не волнуйтесь. Это не совсем тот опиум, о котором вы, скорее всего, подумали. По крайней мере, с одной недозрелой ягодки к нему не привыкнешь. – Послышалось тихое, надрывистое кряканье. Только через несколько секунд Раймонд смог осознать, что это был смех. – Я думаю, ваш отец с дядей сумеют рассказать об этом вам ничуть не хуже меня, если, конечно, захотят рассказывать вообще. Родители так пекутся о моральном здоровье своих детей… Вам, кстати, не пора, молодой человек? Я вас, конечно, не выгоняю, но ваш родитель сейчас наверняка сильно о вас волнуется.
В этот момент Раймонд всем своим существом ощутил, что сейчас, именно сейчас надо валить, и как можно быстрее.
- Да, да, вы правы… - Приговаривал Раймонд, пятясь назад и медленно прибавляя ход, пока, наконец, не задал стрекоча. Правда, как бы это прискорбно не звучало, но убежал он не без оглядки. Невероятное чувство ответственности перед каждым живым существом заставило-таки мальчика буквально на долю секунды остановиться, чтобы крикнуть своему собеседнику, что он обязательно что-нибудь придумает и этот унылый край вновь расцветёт жизнью. Но даже этой доли секунды хватило, чтобы совёнок рванулся с места с новой силой и нёсся на всех парах до тех пор, пока на горизонте не замаячили заветные ворота, овитые ссохшимся плющом. Издалека, повернувшись к мальчику передом и сжимая в трухлявых руках лейку, на мальчика смотрели двумя тёмными пятнами вокруг впавших в худой череп (если, конечно, они там вообще были) глаз, располагавшихся на маленьком, будто скукожившимся лице, обтянутом тонкой плёнкой неопределённого цвета кожи, которая была настолько хлипкой, что, казалось, могла порваться от любого неосторожного движения мышц. Существо улыбалось, или, по крайней мере, Раймонду так показалось.