- Мне не сложно. – Филин подошёл к надувшейся Прозер и чмокнул последнюю в макушку. – А тебя будить было жалко. Ладно тебе, ничего же плохого не случилось!
- Нас от массовой истерии отделяет лишь капюшон, который в любой момент может с тебя слететь, и шарф на твоей мордуленции.
- Я бы всё равно ни за что не отпустил бы тебя на улицу в таком положении. И вообще - я всегда аккуратен и ты это знаешь.
- Ты…
- И вообще, за мою деятельность я бы хотел получить не это твоё «я, вроде бы, тебе сказала, чтобы ты не ходил на улицу сам», а хотя бы «спасибо». За прошедший месяц на меня не наорал только ленивый, и вот теперь ещё и ты.
- Ой уж, очень ты у нас обидчивый… - Прозер скучающе подпёрла щёку рукой.
- Конечно. Я морально истощён и глубоко унижен. – Рагнарт сделал демонстративно страдальческий вид. – Я устал и нуждаюсь в любви и заботе.
Он резко уронил голову на столешницу и в следующую секунду лежавшая рядом огромная стопка рисунков покачнулась и накрыла его.
Прозер громко расхохоталась, но стоило ей только заметить, что разметавшиеся повсюду листы задели свежую работу, подорвалась мигом вытянула её из-под завала. Хвала небесам, ничего смертельного; лишь пара ещё не высохших деталей на самом краю чуть размазались.
- За это время о моём интересном положении узнали лишь двое, - моя сестра и твой брат, и никто из них на тебя не орал. Да, Шем чуть-чуть вспылила, но…
- Чуть-чуть вспылила – это ты говоришь о том, как она меня чуть сковородой не огрела? – Послышалось из-под горы листов.
- Да нет же, я… - Девушка со стоном выдохнула. – Ладно, ладно… Но всё равно – я её уже отсчитала и извинилась перед тобой за это раз сто.
- Ладно, ладно, всё. – Туча бумаг дрогнула и из-под неё стала медленно показываться голова вестника. - Однако… Есть в беременности и положительные стороны. Как я наблюдаю – прокрастинации и след простыл?
Прозер усмехнулась.
- Ну, надо же себя чем-то занять!
В эту секунду Рагнарт обратил внимание на спасённый рисунок.
- Над чем сейчас работаешь?
- А, это? Знаешь, меня тут посетила мысль… В общем – мне захотелось пофантазировать, каким будет ребёнок.
Она показала рисунок.
С него на них смотрел ребёнок (из-за малого возраста было сложно понять, мальчик это или девочка) с веснушчатым лицом, рыжими пёрышками на голове и круглыми глазками такого же цвета, как и у его мамы.
Интерес в глазах филина сменился недоумением.
- Что такое?
- Что-то как-то в твоих фантазиях ему от тебя передалось чуть ли не всё, а от меня…
- Знаешь ли, мальчики обычно похожи именно на мам.
- А ты так уверенна, что будет мальчик?
- Уверенна, более чем. Я же его вынашиваю!
- И почему же ты так не хочешь, чтобы он был похож на самого красивого и важного члена этой семьи? – Рагнарт театрально подправил воротник.
- Ах, самого красивого? Ну, посмотрим, посмотрим, время и госпожа генетика нас рассудят.
- А вообще знаешь, я тоже его нарисую. Вот прямо сейчас.
- Давай, с удовольствием дополню наш холодильник ещё одним шедевром великого вестника Рагнарта.
Филин покосился в сторону кухни, в которой гордо возвышался белый гигант, увешанный его работами (которые, однако, находились на своём месте, по просьбе самого Рагнарта, только тогда, когда никто не заходил к ним в гости). Хоть на него и была возложена миссия вдохновлять и пробуждать таланты, в том числе и к рисованию, его самого природа в этом плане, признаться честно, немного обделила. Из-за этого его работы с незамысловатыми названиями «Прозер», «Терра», «Я», «Вид из моего окна», «Вид из нашего окна», не так сильно блистали красотой и мастерством автора.
- А вообще – зачем гадать о том, что только должно произойти? Давай жить настоящим. Давай я нарисую тебя!
- О! Целых пять моих портретов будет украшать наш дом!
- Не-е, не на листе! На холсте!
- Вот это вы наметили, сударь!
- А что? Потренируюсь, сделаю пару эскизов – и вот, шедевр готов. На низком старте, чтобы начать прямо сейчас. – Филин выдернул из папки лист и схватил первый попавшийся карандаш.
- Э, не-не-не-не! – Прозерпина поддалась вперёд.
- А что так?
- Знаешь, не сомневаюсь, что ты и в таком виде изобразишь меня писаной красавицей, но всё-же… Знаешь, кто-то однажды сказал – я хочу, чтобы меня запомнили молодым и красивым, а не старым и безумным. Так вот – и я хочу, чтобы меня запомнили свежей и весёлой, а не опухшей и измотанной.