— Ну, вот мы и переходим к обычным сплетням,— улыбнулся Марш.— Так что же глупо, мистер Эффинг?
— Объяснять несовпадение дат. Прошу вас, мисс Уэстон. Все равно другого выхода нет.
Одри театрально заломила руки.
— Мне так не хотелось, чтобы кто-то узнал... Понимаете, словно... словно я раздеваюсь у всех на глазах...
— Смелее, смелее, мисс Уэстон,— строго подбодрил ее Эффинг.— Стыдливость здесь ни к чему.
— Я говорила, что ребенок был зачат в последний раз, перед самым разводом. Но в действительности все получилось иначе. Просто я стеснялась признаться. Дело в том, что у нас были интимные встречи и после того, как мы официально развелись. Я говорю сущую правду, Эл! Хочешь верь, а хочешь нет, но чаще всего они случались у меня, а один раз даже в его машине... О, как стыдно! Но именно тогда и был зачат мой Дэви. Бедная моя малютка, бедная...
Ее глаза цвета северного моря пенились и бушевали, в клочья разметая надежду на то, что блондинка добавит традиционное в таких случаях определение «безотцовщина».
Казалось, что все присутствующие переполнены волнением. Даже мисс Смит тяжело задышала, открыв рот, не забывая, правда, об обязанностях стенографистки.
Марш выждал, пока норд-ост не успокоится.
— Если твой адвокат, Одри, не удосужился пояснить нам одну вещь, то это сделаю я. Никакие доказательства того, что ты находилась в интимной связи с Джонни после официального развода, не помогут выдать Бенедикта за отца твоего ребенка. И коли ты этого не понимаешь, то уж мистер Эффинг понимает наверняка.
— По-моему, вся твоя история — сплошная выдумка. Я имею в виду ваши интимные отношения после развода. О таких встречах мне бы наверняка стало известно. Некоторые тайны, доверенные мне Джонни, делают твою историю совершенно неправдоподобной. Она никак не вяжется с теми чувствами, которые он питал к тебе как к женщине. Может, стоит объяснить более подробно? Джонни всегда советовался со мной по таким вопросам, разумеется, не для того, чтобы выставлять их на суд общественности, но при необходимости придется, наверное...
— Вы не имеете права ничего утверждать, пока не проверили все факты! — воскликнул ее адвокат.
— Зато я имею право на собственное мнение, Эффинг! И его у меня никто не отнимет. И почему я должен от вас что-то скрывать? Засим, примите мои соболезнования, мисс Уэстон.
— Я этого так не оставлю, засранец поганый! — прорычала Одри, Перед ними стояла теперь обыкновенная Арлен Уилкинсон.
Эффинг быстро подтолкнул ее к двери.
— Плохо,— сказал Эллери,— очень плохо.
— А по-моему — наоборот — все кончилось прекрасно,— пожал плечами Марш.— По крайней мере, для Лесли.
— Да я об актерских дарованиях Одри.
— О, только представьте, какое несчастье! Мне так ее жаль! — проговорила Лесли.— Можете называть меня несовременной, но она же все-таки мать...
— Мать,— сухо начал Марш,— которая пользуется такими средствами...
— Тебе ничего наверняка не известно, Эл. Ведь Джонни мог...
— В том-то и дело, что не мог, моя дорогая! И потом, разве ты хочешь отказаться от состояния? Сама уже планы строила...
— Да, строила и строю...— В голубизне водной глади показались красные искорки.— Но в первую очередь...
— Извините, мисс Карпентер,— перебил ее инспектор Квин и вскочил на ноги.— Но полицейское управление Нью-Йорка тоже имеет на меня самые разные виды. Мистер Марш, вы не возражаете, если в будущем я стану звонить вам лично? Договорились? Эллери, ты идешь?
— Ступай, отец,-- ответил Эллери,— у меня тоже есть кое-какие планы, касающиеся общественного прогресса. Лесли, разрешите мне проводить вас до дому.
Попытки инспектора Квина отбояриться от дела Бенедикта не увенчались успехом. А между тем, расследование никаких результатов не давало. Ничего нового о Фолксе его люди не выяснили, и старая ищейка начала надеяться, что скоро этому придет конец и он опять будет получать жалованье только за работу с родными нью-йоркскими преступниками.
Ко всему прочему, стало невозможно жить с Эллери.
С каким-то застывшим, диким взглядом он постоянно расхаживал по комнате, издавая звуки, не выражающие ничего, кроме растерянности. А когда отец спрашивал, что его беспокоит, сын лишь качал головой и затихал. Однажды, правда, он все-гаки ответил вразумительно. Вернее, ответ его состоял из нормальных слов: «Все дело в проклятом женском тряпье и еще в чем-то. И почему я никак не вспомню, в чем именно? Вспоминают же люди и не такое. А может, я вообще этого не знал? Напрочь забыл. А ведь ты тоже это видел, отец! Неужели и твоя память тебе изменяет?»
Но инспектор его уже не слушал.
— А как насчет Лесли Карпентер? — поинтересовался он.— Пригласи-ка ее куда-нибудь снова. Она отлично на тебя влияет. Действует как бальзам... Не хуже лекарства...
— Прекрасная причина для прогулок с девушкой! — в сердцах бросил Эллери.— Ходишь и смотришь на нее, как на пузырек с микстурой.
Вот так они и жили, пока однажды в их квартире на Центральной улице не раздался телефонный звонок из Брайтсвилла. На связь вышел начальник полиции Нейби.
Внимательно его выслушав, инспектор Квин повесил трубку и обратился к Эллери:
— Мы должны немедленно выехать в Брайтсвилл, мальчик.
— Зачем? Что еще случилось? — спросил тот, зевая. Он провел с Лесли богатую впечатлениями ночь за докладами, касавшимися решения проблемы преждевременного старения жителей больших городов.
Нейби удалось разгадать загадку огней, которые старик Хункер заметил во время своих ночных блужданий.
—- Вот как? И что же? Какая-нибудь мышь замкнула проводку?
Инспектор фыркнул.
— Такого он не говорил! По-моему, он страшно недоволен тем, что происходит у нас в Нью-Йорке. Точнее, тем, чего не происходит. Такое впечатление, будто он уверен, что мы давным-давно его забросили.
Они прилетели в Брайтсвилл поздним вечером третьего мая, но к аэропорту полицейской машины им не подали.
— Разве ты не назвал Нейби наш рейс? — спросил инспектор.
— На тебя понадеялся.
— Хорошо еще, что Нейби сделал это не нарочно... Т акси!
Начальника полиции на службе не оказалось. Дежурный позвонил ему домой, и инспектор довольно громко заявил, что не надеется увидеть Нейби скоро. Тем не менее, последний примчался почти сразу.
Приветствия их были корректными, но сухими.
-— Я еще не решил, что с ней делать.— сказал Нейби.— С одной стороны, обвинив ее...
— Кого «ее»?— осведомился инспектор Квип.— В чем обвинять?
— Разве я еще не сказал? — с безмятежным спокойствием проговорил Нейби. — Вчера поздно вечером Барлоу застукал в доме Бенедикта Элис Тирни. Она же и иллюминацию устроила, которую видел старик Хункер. Застигнутая врасплох, Элис рассказала мне такую нелепую сказку, что я даже засомневался, а не правда ли все это? В противном случае я не поручусь за то, что она не потеряла рассудок.
— Какую сказку, Анс? — поинтересовался Эллери.— Слова из тебя прямо выжимать приходится.
— Не хочется мне объяснять,— ответил Нейби.— Лучше будет, если вы все услышите из первых уст. Джо, позвоните мисс Тирни. Если она дома, пускай немедленно приезжает. Передайте, что с ней жаждут побеседовать Квины. Если не застанете, попытайтесь выяснить, где ее можно найти.
— А почему бы нам самим не заявиться к ней? — предложил Эллери.— С точки зрения тактики это было бы правильнее.
— Да примчится она, не сомневайтесь,— хмуро бросил Нейби.— После таких небылиц ничего другого ей не остается.
Элис появилась в кабинете Нейби минут через пятнадцать.
— Маленькая Элис всегда повинуется, если ее призывают к себе Квины,— произнесла она холодно. Эллери показалось, что девушка была под градусом.— Ладно, шеф, сидите, к чему эти церемонии. Особенно после вчерашнего.
— Мисс Тирни, вы нарушили закон о частной собственности, проникнув на территорию чужих владений. И чего же хотите теперь от Барлоу? Чтобы он поцеловал вашу ручку? Скажите спасибо, что мы не обвиняем вас в покушении на имущество умершего. Хотя это и сейчас сделать еще не поздно.