– Ну, что ты, конунг! В этот раз у меня щит почти целый остался! – ухмыляясь, под смех товарищей оправдывался Грим Проворный, румяный парень с прилипшими к взмокшему лбу светлыми волосами. – И вообще я не буду кричать, я умру героем!
– Ну и дурак! Из плена еще можно освободиться, а если умрешь героем, то это уже навсегда! Ну, и зачем он мне нужен? – Наконец Торвард снова посмотрел на Гуннара.
– Он говорит, что знает, кто это был и зачем, – пояснил Халльмунд.
– Да я его и так узнал. – Торвард бросил взгляд на тело Криодайма, которое уже подняли, освободили от копий и положили лицом вверх. – Помню я этого кудрявого… Среди первых там числился, все рвался кабана делить… Ну, чего ему было надо? – обратился он к Гуннару. – Говори, раз уж знаешь.
– Это действительно Криодайм, его прозвище Яростный Вихрь, Торвард конунг, – торопливо заговорил Гуннар. Торвард тем временем поднял прямо из-под ног кусок хлеба, оставшийся от незавершенной трапезы побежденных, и принялся жевать, мешая Виндиру промывать ему ссадину на подбородке. – Он меня нанял, чтобы перевезти через море с Туаля сюда. Он искал тебя. Его люди моим ребятам говорили, что-де будто бы фрия Эрхина пообещала избрать его… куда-то там, это каким-то боком с курганом связано, но это мы не поняли. Они же, туалы, так говорят, будто камни жуют, не поймешь ничего!
– Я знаю, при чем там курган, – утешил его Торвард. – У них же скоро Праздник Костров, свадьба Богини. Меня там уже нет, Эрхине надо другого мужа выбирать. И она этому козлу обещала, что это будет он, если сначала убьет меня?
– Вроде того, – согласился Гуннар. – Ты сам, Торвард конунг, все знаешь лучше меня!
– То-то и оно. Все я знаю, чтоб его… Ну, и что мне с тобой делать?
– Я готов служить тебе, если будет на то твоя воля, – с видом самой искренней преданности ответил Гуннар. – Я никогда ничего против тебя не имел, Торвард конунг, и сюда меня привела только жажда подвигов и славы. Если тебе нужны люди, то я и моя дружина тебя не подведем.
– А сколько у тебя было?
– Я привел шестьдесят два человека, не считая меня. Ты, наверное, видел мой корабль. Вот только не знаю, сколько из них уцелело… Но все уцелевшие рады будут сражаться под началом столь знатного и прославленного вождя, как ты!
– Посмотрим, – Торвард кивнул. – Иди пока собирай своих людей, пересчитаешь и доложишь. Борода, отпусти его. Кого приведет, посадишь к прочим пленным, потом разберемся. И вот еще… – Торвард окинул Гуннара взглядом. – Шкуру эту при мне не таскай.
– А? – «Морской конунг» сначала не понял, а потом сообразил и даже несколько суетливо сдернул с плеч волчью шкуру, служившую ему плащом и давшую прозвище. – Как скажешь, Торвард конунг.
– Был Гуннар Волчья Лапа, будет Гуннар Освежеванный, – хмыкнул Асбьерн Поединщик.
Но, хотя Гуннару и запретили носить шкуру, на которую имел право только настоящий ульвхеднар, исходом встречи с конунгом фьяллей он остался весьма доволен. Он не кривил душой, и Торвард не напрасно верил в его добрые намерения. «Морскому конунгу» действительно нечего было делить с конунгом Фьялленланда, а искать добычи и славы он так же мог совместно с ним – и даже более успешно. В таких случаях, когда людей сводит на поле битвы всего лишь жажда подвигов и добычи, остатки дружины побежденного почти всегда вливаются в ряды победителей, принося уже их вожаку клятву верности, и соблюдают ее не менее строго, чем клятвы, когда-то данные прежнему вождю – погибшему.
Пока одни собирали убитых и перевязывали раненых, другие занялись устройством стана. Ибо близилась ночь, похолодало, и фьялли, разгоряченные схваткой, уже чувствовали себя неуютно в пропотевших рубахах. Запылали костры, принесли котлы, и Кольгрим принялся распоряжаться приготовлением ужина, оживленно перетряхивая поклажу побежденных. В походе любые припасы пригодятся, надо же людей кормить! В ожидании, пока сварится каша, фьялли по примеру своего конунга подбирали куски хлеба и сыра, не затоптанные во время битвы, – походная жизнь не располагает к привередливости и брезгливости.
К ночи Гуннар, самолично бегая по ближайшим холмам и крича, собрал из своей дружины человек тридцать. Многие были ранены, но убитых он насчитал пятнадцать человек, то есть еще кто-то, как он надеялся, объявится к утру. Оружие фьялли у них пока отобрали, но позволили устраиваться всем вместе в стороне от собственного стана. Немногочисленные туальские пленники – у этих большинство было убито, предпочитая не сдаваться в плен, – сидели связанные под охраной.