Пишу в ожидании почтовой кареты, которая, конечно же, запаздывает. Виной ли крестик, непонятное мне поведение хозяйки гостиницы или рассказы о нечистой силе – не знаю. Однако я не чувствую себя спокойно и непринужденно.
А вот и карета!
6 мая
Когда я устроился в дилижансе, кучер еще не занял своего места; я видел, как он беседует с хозяевами гостиницы. Наверное, разговор шел обо мне – в мою сторону то и дело поглядывали. А вскоре и остальные пассажиры стали на меня коситься и, как мне показалось, не без сочувствия. При этом они негромко и быстро переговаривались на совершенно незнакомом мне языке, в котором я не разбирал ни слова, кроме единственного: pokol – «ад».
Едва был подан сигнал к отправлению, у дилижанса собралась небольшая толпа горожан. Все они тотчас осенили себя крестным знамением; с большим трудом, лишь узнав, что я англичанин, мой сосед объяснил, что это служило как бы защитой от дурного глаза.
Такое начало путешествия мне не очень понравилось, но позже я был тронут искренним вниманием ко мне моих спутников. Покрыв широким холстом сиденье, наш кучер ударил длинным бичом по четверке лошадей, и мы отправились в путь.
Вскоре я обо всем позабыл, залюбовавшись красотой этих мест. Изумрудные леса и дубравы перемежались зелеными холмами или хуторами, остроконечные кровли которых были видны с дороги. Часто встречались цветущие фруктовые деревья – груши, яблони, сливы, вишни, шелковистая трава под которыми была сплошь усеяна опавшими лепестками.
Наша дорога то извивалась ужом среди холмов, то свободно устремлялась вперед между сосновых лесов, но мы неслись с невероятной скоростью. Я не понимал причины такой спешки; по-видимому, кучеру было велено не терять времени и поспеть к определенному часу в ущелье Борго, по обе стороны которого высятся могучие цепи Карпатских гор. Мы мчались без остановок, а солнце за нашими спинами опускалось все ниже и ниже. Вечерние тени ползли по пятам за нами. Местами подъемы на холмы оказывались до того круты, что, несмотря на все старания кучера, лошади с трудом их одолевали. Я собирался, как это принято в моей стране, сойти и помочь животным, но возница слышать об этом не хотел.
– Нет-нет, – твердил он, – никто не должен покидать карету, здесь бродят свирепые звери…
Сам он только раз придержал коней, и то лишь затем, чтобы зажечь фонари.
Когда стемнело, пассажиры забеспокоились и стали просить кучера ехать быстрее. Ударами длинного бича и дикими криками он заставил лошадей буквально лететь. Затем сквозь сумрак я увидел какой-то сероватый просвет – словно бы расщелину в холмах. Волнение среди пассажиров нарастало; наш шаткий дилижанс подскакивал на рессорах и раскачивался во все стороны. Мне приходилось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, горы приблизились вплотную, и дилижанс въехал в ущелье Борго. Все крестились так же, как в Бистрице.
Мы помчались дальше, кучер наклонился вперед, а пассажиры нетерпеливо всматривались в окружающий мрак. Это состояние всеобщего волнения продолжалось еще некоторое время, пока наконец не показался выход из ущелья. Было по-прежнему темно, душный воздух предвещал грозу. Я пристально смотрел на дорогу, надеясь увидеть экипаж, который доставит меня к графу, но безрезультатно. В мутных лучах фонарей дилижанса виднелся лишь пар от спин наших наполовину загнанных лошадей да песчаные колеи. На всем протяжении нашего пути нам не встретилось ни одной повозки.
Пассажиры вскоре успокоились и, казалось, потеряли ко мне интерес. Я раздумывал над тем, что предпринять, когда рядом кто-то тихо произнес:
– Видно, он опоздал…
Вдруг кучер круто обернулся ко мне и выкрикнул на отвратительном немецком:
– Нет здесь никакой коляски. Ясно, что господина не ждут. Пусть он едет сейчас с нами в Буковину, а завтра вернется обратно, а лучше – на следующий день…
Пока он говорил, лошади остановились, будто споткнувшись о невидимый барьер, начали ржать, фыркать и бить копытами. Чтобы удержать их, кучеру пришлось напрячь все силы.
Поднялся невообразимый шум, кто-то взвизгнул, пассажиры снова начали креститься. Я оглянулся – позади возникла запряженная четверкой лошадей коляска. Догнав дилижанс, она поравнялась с нами. Когда свет фонарей упал на нее, я увидел великолепных породистых вороных, на козлах восседал бородатый возница в широкополой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Я смог разглядеть только блеск глаз, показавшихся мне красноватыми, когда он обернулся к нам.