— Ты в самом деле хочешь найти того, кто убил Коффи?
Улыбка осталась на месте, вот только яркости поубавилось. Он изрек
— Вот за это ты мне нравишься, Джеки.
Я некоторое время пристально смотрел на Кленси, удивляясь, как это вышло, что мы такое долгое время были друзьями, и как далеки мы теперь от этого. Я сказал:
— Пикинеры.
Он громко расхохотался, грубым таким смехом, в котором проявилось все его паскудство, и проговорил:
— Пикинеры — это надо же. Они часть того, что молодежь называет «сельской легендой».
Но поза его изменилась, исчезла нарочитая беспечность, теперь он насторожился. Я сказал:
— Сельская легенда в полицейских ботинках.
Кленси вскочил со стула и рявкнул:
— Убирайся.
Я встал, и на мгновение показалось, что мы пожмем друг другу руки. Он распахнул дверь, и я вышел. Я стоял на ступеньках при входе в участок, и редкое в наших краях солнце светило мне в лицо. Слева ко мне приблизилась женщина. Энн Хендерсен. Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, она плюнула мне в лицо, повернулась и ушла.
Я сидел в пабе «У Нестора» перед чашкой холодного кофе. Я рассказал Джеффу все, что со мной за это время случилось, и он ни разу не перебил меня. Он полировал стаканы, склонив голову набок. Стекло сверкало. Время от времени я касался того места на левой щеке, куда попал плевок.
Джефф отставил стакан и сказал:
— Мы их достанем.
— Мы с тобой?
Он оглянулся. Часовой сидел, глядя в свою кружку. Джефф спросил:
— Ты кого-нибудь еще видел?
— Нет.
Было уже темно, когда я вернулся в гостиницу. Миссис Бейли спросила:
— У вас все в порядке?
— Да.
— Ну и славно.
Я поднялся в свой номер и умылся холодной водой. Не помогло. Плевок все еще жег кожу. Джефф пообещал узнать, как зовут лидера Пикинеров. Я поинтересовался:
— Каким образом?
Он пожал плечами:
— Трудно не значит невозможно.
Горьким пьяницам не требуется
говорить или затевать скандалы.
Существует взаимное согласие:
просто сидеть и наблюдать,
как все замедляется, по мере того
как вы отключаетесь, — и никто
не может ничего к этому добавить,
никаких комментариев и сносок.
Чад Тейлор.
«Перед грозой»
На следующее утро я чувствовал себя «опустошенным от всего», как кто-то сказал.
Кроме воспоминаний о тебе.
Я достал книги Синга с полки, взял блокнот и ручку и попытался описать его на бумаге.
Он родился в Дублине в 1871 году. Отец, стряпчий, умер, когда Синг был еще совсем маленьким. Он учился в колледже Святой Троицы, потом отправился в Париж. На него колоссальное влияние оказала встреча с У. Б. Йейтсом. Йейтс посоветовал ему посетить Эренские острова, изучить, как живут и работают ирландские крестьяне. В период с 1889 по 1902 год Синг ездил туда регулярно. В результате он написал в 1907 году книгу очерков «Эренские острова», где поведал о своем там пребывании. Затем он начал писать пьесы, первой была «В сумраке долины», вышедшая в 1903 году.
«Скачущие к морю» — 1904 год.
«Источник святых» — 1905 год.
Затем, разумеется, знаменитые бунты в аббатстве, когда появился «Удалой молодец, гордость Запада». После этой пьесы он прославился.
Синг стал директором аббатства и в 1909 году издал «Стихи и переводы». В 1897 году он заболел болезнью Ходжкина. Начал писать «Дейдре — дочь печалей», но так и не закончил.
Своим реализмом и смелым и бескомпромиссным изображением отдельных персонажей он нажил себе множество врагов. Вы можете сказать об ирландцах все что угодно, только не говорите этого прямо.
Я просмотрел свои записки, пытаясь понять, что убийца нашел в Синге такого, чтобы оставлять его книгу в качестве своей подписи. Я не мог разобраться. Мне понравилось, что сказал о Синге Йейтс:
Он был так ненавидим потому, что дал своей стране то, в чем она нуждалось, — безжалостное сердце.
Это определение — безжалостное сердце — задело глубокие струны в моей душе. Я знал это всю свою беспокойную жизнь.
Я откинулся на спинку стула и попытался представить, что связывает Синга и Драматурга. Мне уже начало что-то приходить в голову, когда зазвонил телефон.
Черт.
Я снял трубку и произнес:
— Да?
— Мистер Тейлор?
— Да.
— Это матрона приюта «Святая Джуд».
— А, да, я собирался вам звонить. Я намереваюсь сегодня перевезти свою мать.
Услышал какие-то голоса, невнятный ответ матроны, потом разобрал:
— Сегодня?
— Да, я думаю, «скорая помощь» заберет ее.
Женщина тяжело дышала. Спросила:
— Как вы смогли так быстро узнать?
Теперь пришла очередь мне помолчать. После паузы я спросил:
— Что узнать?
— Что ваша мать умерла двадцать минут назад.
Я выронил трубку.
Я не понимаю, что так связывает похороны и дождь. Во всяком случае, ирландские похороны. Мы привыкли к дождю. Живем в Западной Ирландии, дождь — часть нашей жизни. Но во время похорон, буквально каждый раз, он поливает так, будто имеет против тебя что-то личное.
Моя мать не стала исключением.
Дождь не переставал ни на секунду, лил и лил, как последний подонок. Собралось много народу, в основном прихожане той церкви, которую посещала мать. У могилы ее старый покровитель и мой вечный враг святой отец Малачи бубнил что-то насчет праха к праху. Я взглянул на лица присутствующих. Все они были соответствующе печальны. Я был самым близким родственником, но окружающие умудрялись меня игнорировать. Если смерть и несет примирение, они об этом не ведали. Наконец святой отец Малачи закруглился и побрызгал на гроб святой водой. Взглянул на меня с ненавистью. Я подошел, чтобы взять горсть земли, но он покачал головой. Я подумал: «А пошел ты» — и бросил землю на крышку гроба. Могильщики начали опускать гроб и жестом пригласили меня поучаствовать. Мать совсем ничего не весила, совсем.
Выполнив свою обязанность, я отступил, и Маргарет взяла меня за руку. Малачи заметил и нахмурился. Я крепко сжал ее пальцы. Стоящая напротив Ридж перекрестилась и ушла.
Я откашлялся и сказал:
— Гм, благодарю вас за то, что пришли. Я заказал… ну, там напитки, закуски, чтобы… Я вас всех приглашаю в бар «Голливуд»… спасибо.
Чувствовал себя последним кретином.
Они не пришли.
Только Маргарет, Ридж, стол с бутербродами, канистры чая, кофе и пять официантов. Наконец обеспокоенный менеджер бара спросил:
— Вы еще ждете… гостей?
Я покачал головой.
Маргарет взяла бутерброд. Высота горы еды после этого не изменилась вовсе. Она попыталась откусить и спросила:
— Твой друг, тот, у кого бар?…
— Джефф и его жена Кэти.
Маргарет нервничала, жалела, что спросила, и я помог ей:
— Они не пришли.
Я никак ей это не объяснил, потому что и сам не понимал. Ридж со стаканом апельсинового сока в руке выглядела почти хорошенькой. Темный костюм с модной юбкой, белая блузка с намеком на вырез. Вблизи было заметно, что покрой убогий. Что поделаешь, Ридж всегда покупала дешевые вещи. Я заметил:
— Вы выглядите очень мило.
Наши отношения не собирались улучшаться в связи с ситуацией. Она одарила меня обычным ледяным взглядом и проговорила:
— Это ведь похороны — кто на похоронах выглядит мило?
Потом Ридж сообщила, что ей пора заступать на смену, и я проводил ее до дверей. Сказал:
— Спасибо, что пришли.
Ее ничем не проберешь. Она взглянула мне в лицо:
— Вы позаботились, чтобы его убили?
— Тима Коффи?
Она не сводила с меня взгляда, и я в сердцах ответил:
— Нет, конечно, нет. Господи, не валите все на меня.
Ридж посмотрела на Маргарет:
— Мне ее жаль.