Снова к "Иисусу" помчалась шлюпка под переговорным флагом.
Выслушав испанского посланца, Хокинс лишь хмыкнул, а затем велел передать:
— Если он вице-король, то я представляю здесь мою королеву, и, таким образом, я такой же вице-король, как и он, и если у него есть тысяча человек, то это лишь хорошая цель для моих пуль и ядер!
Минуло три дня, между тем никакого соглашения достигнуто так и не было. Наконец 20 сентября вице-король велел передать:
— Я принимаю все ваши условия!
На английских судах вздохнули с облегчением.
— Кажется, дело сдвинулось! — радовался вместе со всеми Дрейк, которому, как никому другому, хотелось побыстрее добраться до дома, где его ждала молодая невеста.
Хокинс прибыл на борт испанского флагмана, где подписал соглашение и произвел обмен заложниками. Под залпы салюта испанский флот вошел в гавань. При этом испанские суда бросили якоря совсем рядом от английских. Ближе всех к испанцам оказался "Миньон". Капитаны испанских кораблей были весьма учтивы, но Хокинс все равно им не доверял. И, как оказалось, не зря! В это время вице-король уже приказал губернатору стянуть к набережной все наличные военные силы.
Минуло еще двое суток. Скопление на берегу испанских латников не ускользнуло от Хокинса. А затем между испанским судном и "Миньоном" неожиданно встало испанское судно, буквально переполненное солдатами. При этом "Миньон" с испанцем практически касались бортами. Положение осложнялось еще и тем, что к этому времени много англичан сошли на берег для закупки продовольствия и материалов для починки судов. При этом хозяева портовых кабаков проявили дотоле небывалое гостеприимство и буквально спаивали "дорогих гостей".
Встревоженный Хокинс послал протест вице-королю. Получив его, дон Мартин лишь поморщился:
— Передайте вашему Хокинсу, что я дал команду прекратить все перемещения по гавани. Пусть он успокоится.
Высокий дон нагло врал, так как к этому времени уже заканчивал последние приготовления к захвату английской флотилии.
На это Хокинс шлет второй протест, с которым посылает своего помощника Роберта Барретта.
— Этот англичанин не так-то прост, как кажется! — пришел в ярость вице-король, выслушав претензии Барретта. — Эта продувная бестия догадалась о моих планах! Настало время для решительных действий!
Отчаянно сопротивлявшегося Барретта тут же заковали в кандалы. Сам же дон Мартин поднялся на шканцы и взмахнул белым шелковым платком. Это был сигнал к захвату англичан. Мгновенно затрубили трубы, и давно ждавшие этой минуты испанские солдаты перепрыгнули на борт "Миньона". Поняв, что он обманут, Хокинс тоже начал действовать.
— Всем солдатам и матросам с "Иисуса" следовать на "Миньон"! — распорядился он.
Все суда располагались близко друг от друга, и Хокинс надеялся, что общими усилиями все же успеет отбить атаку испанцев.
А чтобы испанцам жизнь раем не казалась, "подвернув бортом, "Иисус" дал бортовой залп по испанскому младшему флагману. При этом одно из ядер попало в открытую крюйт-камеру, раздался оглушительный взрыв. Испанский корабль взлетел на воздух, погребя с собой более трехсот человек. Не ожидавшие такого поворота испанцы бросили почти обреченный "Миньон" и бежали.
После этого уже начался общий бой, в который постепенно втянулись все стоявшие в гавани суда. Маленькие размеры гавани и огромная скученность двух десятков судов делали сражение взаимоистребительным. Впрочем, через некоторое время все заволокло клубами порохового дыма, и разобрать, где свой, где чужой, никто не мог.
Наверное, Хокинсу в тот день и удалось бы удержать верх, но в это время испанские войска захватили контролировавший вход в гавань островок и находившиеся там пушки, которые немедленно открыли огонь. Теперь флотилию Хокинса избивали со всех сторон.
Англичане дрались отчаянно, но силы были теперь уже слишком неравны. Вскоре одно за другим были уничтожены "Ангел" и "Ласточка". А горящий "Божье благословение" его капитан Бланд направил в сторону испанских судов, чтобы использовать хотя бы как брандер. Впрочем, и испанцы несли потери, потеряв в этой неистовой бойне четыре своих судна.
Что касается Хокинса, то он командовал боем с полным хладнокровием. Когда стало совсем невмоготу от испанских ядер, он позвал стюарда:
— Принеси-ка мне холодного эля, а то что-то становится жарковато!
Выпив пива из серебряного кубка, Хокинс поставил его на фальшборт. Мгновение спустя кубок был снесен очередным ядром.