Домоправительница ворчала на растеряшу, но не сдавалась.
А недавно принесла в красиво упакованной коробочке гигантского монстра, похожего на капронового осьминога. Особенно впечатляли спиральки с бусинками на концах. Когда Катерина нацепила эту красотищу на Нику, я едва не скончалась от борьбы с рвущимся на волю хохотом.
Смех щекотал горло, теребил губы, заставлял слезиться глаза, но я, как вы знаете, обладаю несокрушимой выдержкой и неженской стойкостью. Поэтому даже смогла восхищенно ахнуть и всплеснуть руками. Правда, потом пришлось быстренько захлопнуть рот, перекрывая путь рванувшемуся с победным гиканьем хохоту.
А баба Катя, присев на стул, вытерла слезу умиления и прошмыгала:
– Красотулечка ты наша! Я, как увидела этот бант, сразу поняла – Никочкин он! Видите, какие спиральки с бусиками, прямо как кудряшечки нашей девочки! До чего же ты на папу похожа, деточка моя родная!
Ника мрачно покосилась на меня и, скорчив совершенно Лешкину гримаску, попыталась сдуть упавшее на лоб капроновое щупальце.
Майоров с бантом!
В общем, смех победил. Я едва успела выбежать из комнаты Ники и добраться до нашей спальни. А еще дверь на ключ смогла запереть.
Ника собиралась «потерять» монстра в этот же день, но не тут-то было! И не там-то было! Баба Катя, наученная горьким опытом, решила лично следить за сохранностью офигительного украшения, сама цепляла его на девочку и сама снимала, тщательно запаковывая в коробку. Я за своим бриллиантовым колье, подаренным Лешкой на пятую годовщину свадьбы, так не слежу!
Вот и сегодня Катерина «осчастливила» Нику бантом, потискала, повосхищалась и убежала на кухню, где призывно свистел чайник.
Дочка тут же сдернула с макушки пропеллер и, ловко забравшись на пуфик, пришпандорила красоту к моим волосам. Бант завис где-то на уровне уха.
– Манифик! – манерно восхитилась мартышка и восторженно закатила глаза. – Маман, вы в этом образе сразите папана наповал.
– Уже сражала, – улыбнулась я, незаметно приближаясь к дочке.
Уточнять, что при этом на мне, кроме банта, был надет только фартук, что, собственно, и сразило вернувшегося с очередных гастролей Лешку наповал, я не стала. Вместо этого коварно напала на ребенка с бантом наперевес. Визг, топот, смех – увлеклись мы, в общем, и не услышали, как щелкнул замок входной двери.
Я как раз догнала в очередной раз Никуську и пыталась нацепить ей осьминога. Дочка визжала и выкручивалась, мы обе задыхались от хохота, ну и, само собой, наши парадные одежды выглядели не очень парадно.
Дочка мельком глянула в сторону прихожей и радостно завопила:
– Папа! Папсик! Ну почему ты так долго!
Я обернулась – в дверях стоял Лешка. И выражение его лица… Откуда столько боли?!
Но в следующее мгновение в глазах моего мужа разноцветными искорками заиграла радость, он наклонился и, подхватив запрыгнувшую к нему на руки Нику, закружил с ней по комнате:
– Я спешил! – чмок в одну щечку. – Я летел! – чмок в другую. – А потом застрял! Машины встали! Я думал, умру без моих девочек, так соскучился!
Очередной чмок прилетел в мою щечку, а потом папа с дочкой ускакали на кухню приветствовать Катерину.
Мило. Больше месяца не виделись – и всего лишь братский поцелуй в щечку?
Нет, а ты хотела, чтобы Лешка с дочкой на руках принялся доказывать, как он по тебе соскучился! Еще не вечер, подожди.
– Мамулька, ты чего тут стоишь? Прилипла, что ли? – В гостиную заглянула Ника. – Там баба Катя зовет к столу, папу руки мыть отправила. Идем скорее!
– Руки – это важно, это правильно, – проворчала я. – Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое! И зубной порошок, и густой гребешок!
– Мамсик, ты чего это Корней Иваныча цитируешь? – хихикнула дочка. – Я думала, приезд папика тебя на Шекспира настроит или на Ахматову хотя бы, а ты Чуковского вспомнила! Очень романтично!
– Это все ты виновата, – грозно нахмурилась я. – Втянула взрослую женщину в детские игрища, вот взрослая женщина и сдетинилась.
Не буду же я говорить ребенку правду. Ведь мы же с собой договорились – еще не вечер. У нас с Лешкой вся ночь впереди.
Лешка уже устроился за столом на своем любимом месте.
– Ну где вы ходите, дамы? – возмутился он. – Меня Катерина обижает, по рукам бьет, есть не дает, пока все за столом не соберутся. Несчастный Леша Майоров устал, проголодался, столько трудностей преодолел, чтобы с семьей повидаться, а они!