Барон затрясся ещё сильнее, в глазах ужас. Пытается что–то сказать, но видно нервы сдают. Слышу, как позади него завыла какая–то бабка, видимо, тоже в теме.
— Доказательства, доказательства, — хрипит гадёныш, за сердце хватаясь.
Мыслемир уже ко мне подходит.
— Ярослав, не узнал тебя сразу, — руку подаёт.
Здороваемся. Глава стражи серьёзен.
— Обвинения очень весомые, доказательства есть? — Уточняет Мыслемир у меня. — Или мне придётся спрос взять с тебя за клевету. Понятное дело, Колояра привлечём.
— Колояр не виновен, смотри, — подаю ему два письма. — Читать умеешь?
— Умею, Ярослав, умею, — отвечает, сразу вчитываясь. — Ага. Хейдель… Оп, и тут Хейдель. Это который послом мимо ездил, расфуфыренный, что павлин заморский?
— Видимо, — отвечаю. — Думаю, в подвале этого особняка ты найдёшь ещё больше доказательств.
— Бороздина взять, — рыкнул вдруг Мыслемир жёстко. — За заговор и измену!
И барона под белые рученьки схватили. Дружина его вся шарахнулась от своего же хозяина. А глава стражи ко мне повернулся, спросив воровато:
— Так это всё твоих рук дело?
— Ты про налёт ночной? Нет, что ты, просто птичка нашептала.
— Ну Ярослав, ну удружил, такую змеюку мы на плече пригрели, — посмеивается Мыслемир под вой барона, которого повели прочь.
К нему сразу часть родни ринулась выть, вторая половина бросилась пощады просить у главы стражи, но бойцы стеной встали, никого к нам не пропуская.
— За раскрытие заговора Платов тебя наградит. А ты за это кузнеца не трогай, — шепнул я Мыслемиру на ухо.
— Мне чужих заслуг не надо, — отвечает тот. — Но просьбу твою выполню, сам слышал, что кузнец давно пляшет под дудку этого жадного змея. Никто Колояра из моих и пальцем не тронет. Но люд житья ему здесь уже не даст.
— Под свою защиту его беру, — отвечаю. — Уедет он сегодня же.
— Дело верное, — вздыхает глава стражи и дальше приподнято. — А правда, что город строить собрался?
— Правда, — отвечаю и хлопаю его по плечу. — Всё, бывай, Мыслемир. Ещё свидимся.
— Удачи Ярослав. Береги себя.
Распрощались. Двинули мы колонной с гордыми осанками на дорогу, люд собравшийся с нас глаз не сводит. Выйдя на главную трассу уже по прямой с ветерком сквозь Сосково поскакали. Вдоль изб уже на выезде заметил чёрную кошку. И чуть коня на дыбы не дёрнул. Замедлился даже, отряд свой немного всполошив.
Тьфу ты, чёрт! Бежит по обочине вдоль берёзок за нами, часто–часто лапками перебирает.
Хотел уже спросить, как дебил, у животного, ну что ещё? А она стала замедляться, отставая и к тонкой фигуре в плаще с капюшоном запахнутым завернула. В руке у того, а точнее той корзинка с котятами. Глаза синие блеснули мне в след из тьмы.
Ладно, вычислила, что уж тут. Достал монетку золотую и швырнул в её сторону. Уверен, ей пригодится.
Проскакали несколько больших сёл, и к обеду распогодилось. На небе ни облачка. Вокруг просторы русские, дышится полной грудью хорошо. Даже нестись никуда не хочется. А завернуть к бережку речушки да поваляться в травке. По дороге то всадник навстречу пронесётся, то повозка, то крестьянин с узелком. Последние от нашего отряда шарахаются к обочине. Думаю, дивятся, что за серп и молот на щитах наших.
Деревеньки через каждые два–три километра. Но постепенно всё реже встречаются поселения.
Как большую реку пересекли по мосту кирпичному с арками, лесной массив стал подступаться, и водоёмы все куда–то делись. Кажется, что одичала земля. Спустя шесть часов непрерывной скачки завидели, наконец, деревушку небольшую с колодцем. К которой ещё надо метров триста с большой дороги проскакать.
На карте, что в Сосково купили, поселение числится, как деревня Анахино. Время уже к вечеру, и надо бы ночлег искать. Коней попоить и самим задницы отбитые от седла положить куда–нибудь.
К пяти стареньким избам прискакали. Безлюдно, хозяйства пустуют, куры не кудахчут, живность не бегает. И такое ощущение, что в домах вообще никого. Потоптались немного, покричали, вышел дед старый из–за сарайчика с видом, будто только с бодуна.
— Я барон Суслов из Малорыжково, чьи это земли? — Спрашиваю с седла.
— Велес в помощь, барин! — Отвечает старик певучим голосом. — Здесь барон Орлик хозяин. И возражать не станет за ночлег. Почти все хаты свободны, берите, какие нравятся. Десять медяков если не жалко старику, приму за милость.
Кинул ему серебряник. Дед поймал неуклюже, чуть не уронив, на колени упал.