В других случаях совет выступает исполнительным органом, собранием неких промежуточных существ между Богом и людьми — духов. Так, в Третьей книге Царств (22:19–22) пророк Михайя, предрекая боевое поражение царя Ахава, чтобы объяснить, почему все остальные пророки с ним не согласны, излагает их обличение в форме притчи (стилизованной под видение). Она построена на том же узнаваемом образе небесного совета:
Видел я Господа, сидящего на Троне, и все небесное воинство стояло при нем, справа и слева. Сказал Господь:
— Кто склонил бы Ахава, чтобы он пошел и пал в Рамот-Гилъад? И один [из небесного воинства] говорил так, а другой иначе.
Вышел один дух, встал перед Господом, и сказал:
— Я склоню его!
Сказал ему Господь:
— Как?
Он сказал: я сойду и стану ложным духом на устах всех его пророков!..
Здесь духи, составляющие божественный совет, не имеют самостоятельности и используются лишь для того, чтобы передавать провидцам волю Творца (собственно, пророчество и вызывается, по библейским представлениям, духом пророчества), однако сцена их заседания повторяет мифологическую модель. Подобный образ мы находим и в поздней Книге Иова: все сыновья Бога, включая ангела-обвинителя Сатана[50], регулярно являются на собрание (Иов 1:6, 2:2), где получают поручения и отчитываются об их выполнении.
Обе тенденции могут иметь свои дальние истоки в ханаанейской традиции. Так, уже в древнеближневосточных образцах сцены совета богов заметна качественная разница в размере и положении между восседающим богом-царем и стоящими богами-советниками. Тем самым везде, где образ сильной царской власти переносится на устройство божественного мира, мы можем ожидать, что роль семидесяти советников будет снижаться по сравнению с царствующим божеством. С другой стороны, тенденция сводить образ совета богов к земным пророкам, судьям или царям тоже может иметь свои ханаанейские истоки в отождествлении восхваляющей божество общины и божественного совета, как святилище было проекцией трансцендентной божественной обители. В любом случае компромиссная тенденция оказалась более живучей: в конце концов, свято место пусто не бывает и Небесному Царю не подобает обходиться без свиты, двора или охраны, по подобию царей земных.
Во многих случаях ангелы выступают также как войско Господа, из-за чего Он называется Господь воинств (YHWH ṣǝḇāʾôṯ). В «Песни Дворы (Деборы)» небесные звезды — «храбрецы Господа» — как бы непосредственно участвуют в сражении, обеспечивая победу израильтян над ханаанейским городом Хацором (Суд. 5:20, 23)[51].
Таким образом, хотя образ божественного совета противоречил строгому монотеизму и, по-видимому, в какой-то период цензурировался, ему удалось сохраниться на следующих этапах еврейской мифологии. Как и продолжил существование миф о связи между ангелами и народами мира: уже к последним векам до христианской эры мы находим в еврейских текстах устойчивое представление, что все народы, кроме Израиля, действительно зависят от соответствующих ангелов. Так, в Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова (17:17(18:14–15)) мы читаем, в соответствии с монотеистическим прочтением «Песни Моше», что «каждому народу поставил Он князя, а Израиль — надел Господа». Аналогично рассуждает и книга Юбилеев (15:31–32).
49
Синод. пер.: «И небеса прославят чудные дела Твои, Господи, и истину Твою в собрании святых. Ибо кто на небесах сравнится с Господом? Кто между сынами Божиими уподобится Господу? Страшен Бог в великом сонме святых, страшен Он для всех окружающих Его».
50
51
Если стих 20 однозначно говорит о том, что звезды сражались вместе с израильтянами, то стих 23 может быть отнесен как к тем, так и к другим.