Основной формой явления божественного в библейских текстах выступает речь: Бог «говорит» персонажам те или иные слова. Как правило, не уточняется, каким образом это происходит: идет ли речь о голосе с неба, внутреннем голосе или пророческом сне — все эти варианты не только возможны, но и непосредственно встречаются в отдельных случаях (и могут подразумеваться в других). Так, наряду с непосредственными «словами» Бога иногда упоминаются Его явления наяву (Быт. 12:7, 17:1, 18:1, 35:9) или во снах (например, Быт. 28:12ff, ср. Быт. 22:3 и др.); в Книге Иова Господь разговаривает напрямую «из бури» (возможно, громом), что, по-видимому, следует считать художественной условностью. Откровение пророка Шмуэля (Самуила) начинается с внешнего голоса, который он слышит, ночуя в святилище, — по-видимому, на грани между сном и бодрствованием (1 Цар. 3:4–10). Иногда пророкам демонстрируется тот или иной предмет либо даже место (Ам. 8:1, Иер. 24:1 и др.).
Явление Славы Господа над жертвенным огнем: христианское изображение. Я. Амигони, нач. XVIII в.
Horne, Charles F.; Brewer, Julius A. The Bible and Its Story Taught by One Thousand Picture Lessons. New York, F. R. Niglutsch, 1908 / Wikimedia Commons
Напротив, визуальное явление самого Творца в библейских текстах случается редко. Важным постулатом Пятикнижия об Откровении на горе Синай является его аниконизм — лишенность зрительного содержания:
Берегите в душе накрепко, что не видели вы никакого образа в день, когда говорил с вами Господь на горе Хорев изнутри огня. (Втор. 4:15)
Более того, для многих текстов в составе Пятикнижия визуальная встреча с Творцом физически невозможна: «Не может человек увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33:20). Тем не менее даже там, где исчезает образ, остается сама сцена теофании, а в отдельных случаях пророкам являются и образы.
Так, мы уже упоминали о связи явления библейского Бога с огнем, с одной стороны, и с грозой — с другой. Мотив огня особенно характерен для культового контекста — явлений Творца, связанных с религиозным ритуалом. Мы видели, как огонь с неба пожрал жертву пророка Эли-Яѓу на горе Кармель. Сжигание является и основной формой жертвоприношения; дым сожженного мяса с маслом, вином и мукой называется «умиротворяющим запахом для Господа» и, по-видимому, воспринимается как своего рода пища Божества (в отличие от несожженной — материальной — пищи людей). Святилище, таким образом, представляет собой место, связанное с большим количеством огня и дыма. В свою очередь, огонь на жертвеннике отсылает, по всей видимости, к чудесному схождению небесного огня при его инаугурации: самый первый огонь при освящении Скинии, полевого Храма, также чудесным образом нисходит с неба (Лев. 9:23–24). Текст называет это «явлением славы Господа»[52]. Напротив, сыновья верховного жреца Аѓарона (Аарона), Надав и Авигу (Авиуд), принесшие собственный огонь, сгорают в «огне от Господа» посреди святилища (Лев. 10:1–2). При освящении Первого Храма царем Шломо (Соломоном) та же «Слава» является в виде заполнившего здание облака дыма (3 Цар. 8:10–11), при освящении Второго Храма огонь чудесным образом зажигается от солнечных лучей (2 Мак. 1:18–22; по-видимому, речь идет об использовании нефти). Считалось, похоже, что горящий в Храме огонь происходит от самого первого, небесного огня и тем самым символизирует «Славу Господа». Также при заключении договора с Богом (так называемом «Завете меж рассеченных туш») праотец Авра(ѓа)м видит в темноте «дым печи и пламя огня» (Быт. 15:17), а при выходе из Египта Господь (или его ангел) возглавляет движение израильтян в виде дымного столба днем и огненного ночью (Исх. 13:21). Явление Господа метафорически описывается как «жадный (букв. “пожирающий”) огонь» (Втор. 9:3), исходящий от Него самого (Втор. 4:24), из Его рта (Пс. 18(17):9) или от Его славы (Исх. 24:17)[53]. Огонь тем самым важный спутник явления Божественного. Огонь как метафора духовной природы будет представать характеристикой небесных миров и в более поздней еврейской мистике.
52
В постбиблейских текстах окончательно оформятся новые специфические представления о «славе» как о световой или огненной ауре, исходящей от Творца и могущей передаваться людям или «нисходить» на предметы, а также являться визионеру в качестве самостоятельной фигуры.
53
Возможны, впрочем, и другие трактовки этих стихов. В любом случае явление Творца сопровождается огнем.