Так, сегодня понятно, что Господь[10] (в еврейской Библии Он имеет собственное имя, составленное из четырех букв — Y, H, W и H, чтение которого было со временем табуировано и затем утрачено) первоначально был лишь одним из многочисленных божеств, сыном верховного божества (Эля или Эльона). Рядом с Ним существовали другие божества, среди которых Он мог быть даже не самым старшим, а также божественная супруга — Ашера. Став единственным Божеством, этот YHWH перетянул на себя, как мы увидим, имена и черты других архаических божеств.
Другое имя, которым называется Бог в библейских текстах, — ʾĕlōhîm[11] — представляет собой существительное множественного числа и переводится как «боги», однако в предложении управляет сказуемым в единственном числе: буквально «Боги сказал», «Боги сделал»[12]. Это может быть размытым рудиментом того, что эти функции первоначально выполняла целая группа персонажей — совет богов. Так, Филон Библский называет тем же словом «Элоэйм» (то есть «Элоѓимы») сподвижников бога Эля. Иногда и библейский Творец также говорит о себе во множественном числе — «Мы» (Быт. 1:26, 3:22, Быт. 11:7, Ис. 6:8). Черты архаической множественности (возможно, образа божественного совета) были истолкованы потомками как pluralis majestatis — указание на особенное величие (ср. «Мы, Николай Второй»). Кроме того, Он известен временами и как Эль, и как Эль-Шаддай, и под другими именами, которые могли первоначально принадлежать отдельным мифологическим фигурам.
Итак, в этой главе мы попытаемся восстановить, во что могли верить древние израильтяне до того, как монотеистический взгляд на мир окончательно восторжествовал во всех слоях общества, — что, по-видимому, произошло не раньше Вавилонского плена и возвращения из него в конце VI в. до х. э. Мы также увидим, какие следы эти архаические верования оставили на следующих этапах историко-культурного развития.
Угаритские тексты могут быть поняты и таким образом, что во главе восточносредиземноморского пантеона могла стоять не одна фигура, а две — отцовская и сыновняя. Черты обеих — и даже саму идею подобной двойственности — можно проследить затем и в библейском Божестве.
Главным среди богов выступал Эль (в угаритском Илу, в русских переводах также встречаются варианты Эл, Ил), что восходит к общесемитскому слову со значением просто «бог». Он называется «отцом богов», «царем вечности», «мудрым, как мир» и в итоге считается сотворившим или породившим вселенную — «нашим создателем». Эль изображался с длинной седой бородой, в которой содержалась его великая мудрость, сидящим на троне с поднятой в благословляющем жесте рукой. По-видимому, именно он распоряжался судьбами людей. Эль занимался тем, что заседал (судил или пировал) во главе совета богов — своих семидесяти сыновей, в роскошном шатре на далекой северной горе. В Египте Эль (Илу) отождествлялся с Птахом, богом-творцом по мемфисскому мифу, а у позднейших греко-римских писателей — с Сатурном (Кроном), вечно пирующим вдали от земных дел.
Со временем образ Эля мог усложниться. Так, Филон Библский описывает финикийского Крона (то есть Эля) следующим образом:
Четыре глаза, спереди и сзади, причем двое из глаз были спокойно закрыты, а на плечах четыре крыла, два распущенных и два сложенных. Этим символически указывалось, что Крон и во время сна видит, и во время бодрствования спит. Равным образом и крылья указывали на то, что он летает во время отдыха и отдыхает во время полета… и на голове опять-таки два крыла: одно указывает на его ум предводителя, другое — на чувство[13].
Милосердие, приписывавшееся Элю (Илу), не следует отождествлять с современным образом этического блага. Так, в действительности в Карфагене и других культурах древнего Средиземноморья с Элем также связаны обычаи детских жертвоприношений. В первую очередь это относилось к старшим сыновьям (первенцам) царя и аристократии. Филон Библский напрямую описывает своего Крона, то есть Эля, как убийцу нескольких сыновей (что не может не напомнить мотив пожирания греческим Кроном своего потомства). След этого комплекса мотивов сохранился в еврейском мире в ритуальной «посвященности» первенцев Господу, с одной стороны, и в истории жертвоприношений Авра(ѓа)ма и Йифтаха (см. главу 4) — с другой. Более того, в эпических текстах Эль (Илу) вполне покровительствует не только спасительным, но и деструктивным силам. Таким образом, в его образе можно угадывать историческое предшествование трансцендентности и благости библейского Бога, — но существует Эль еще в мифологическом, чуждом этике мире, в котором хаос непротиворечиво составляет интегральную часть божественности.
10
Так четырехбуквенное имя YHWH передается в большинстве русскоязычных переводов Библии. В неконфессиональной русскоязычной литературе используются также формы «Яхве» или «Йахве». Перевод слова «Господь» восходит к древнееврейскому слову ʾăḏōnāy (букв. «наш господин»), которым четырехбуквенное имя стало при чтении заменяться после табуирования, а потом — к его греческому аналогу ὁ κύριος.
12
С историко-лингвистической точки зрения эта форма могла образоваться независимо от идеи множественности, однако для авторов и читателей Библии она совпадала с формой множественного числа и неминуемо соотносилась с ней.