Антон Михайлович, будучи человеком ученым и сведущим в краеведении, сразу понял, что речь идет об интересной археологической находке. Он тут же попросил крестьян показать фигурку рыбки, но ее уже не смогли разыскать: посудачив над странным камнем, хлебопашцы отдали «курьезную» вещь детишкам в качестве игрушки, и, в конце концов, след ее затерялся.
Вечером, сидя у чадящей копотью керосиновой лампы, Станиловский размышлял о находке котокельских жителей. Он уже знал, что подобные каменные фигурки не так давно были обнаружены на Глазковской горе под Иркутском и близ села Диственичного в истоке Ангары. Припомнилась совсем свежая история, когда к нему в музей пришел рыбак и вынул из до-
Поселения рыболовов каменного века на Байкале
рожного мешка, пропахшего соленым омулем, еще одну каменную фигурку рыбы. Расспросив гостя, хранитель-консерватор принял находку и прикрепил к ней бирку с надписью: «Берег Байкала, в прибрежной гальке сын Иннокентия Заболоцкого (нашел)». Даже устное объяснение здешних очевидцев давало подтверждение о полном сходстве этих трех фигурок рыб: у всех без исключения на спине было вырезано ушко для привязывания бичевы.
«К сожалению, — записал в свой дневник А.М. Станиловский, — я не мог лично ее рассмотреть, так как, отданная детям в качестве игрушки, она куда-то затерялась. Во всяком случае, факт нахождения здесь какой-то каменной рыбки несомненен. Это подтверждается показаниями как самих нашедших ее Калашниковых, так и словами многих других, видевших ее в свое время».
В тот день хранитель-консерватор Иркутского музея узнал также о других археологических находках вблизи деревни Исток. Тот же Кузьма Калашников удивлялся, что помимо рыбки на пашнях уже много лет попадаются обломки глиняной посуды, украшенные «обильным» орнаментом. А в местности Солонцы ее столько, словно здесь работал горшечный завод.
Безусловно, считал Антон Михайлович, между этими обломками керамики и находкой каменной фигурки рыбы есть какая-то взаимосвязь. Позже, сидя за своим рабочим столом в Иркутском музее, краевед делает наброски так и не написанной научной статьи. «Нахождение этих предметов здесь, — говорилось в черновике, — в местности, считавшейся тому за несколько десятков лет (до переселения сюда семейских) совершенно необитаемой, очень интересно. Очевидно, берега и этого озера видели когда-то каменную культуру. Интерес к этим находкам увеличивается еще тем, что они, по-видимому, относятся к той же культурной группе, к которой надо причислить иркутские находки в Глазкове».
Но если с обломками посуды более или менее ясно, то какое же назначение имели каменные фигурки рыб, и котокель-
ский экземпляр в частности? После некоторого раздумья и сомнений А.М. Станиловский обмакнул перо в чернильницу и дописал высказанную выше мысль: «Наконец, что же это за каменные рыбки здесь, на этом исключительно рыбообильном озере, без сомнения, эксплуатировавшемся первобытным человеком? Если иркутские находки этого рода можно было объяснить различно, то здешняя, мне кажется, должна быть непременно поставлена в связь с рыбопромышленностью».
Так начиналась удивительная история о загадочных изображениях каменных рыб Байкала. Интерес к ним возрос вскоре после раскопок бывшего петербургского профессора Б.Э. Петри на побережье Малого моря. Изучая стоянку древнего человека в бухте Улан-Хада, он обнаружил не одну, а сразу целую коллекцию «рыбных» скульптурок, причем одна из них оказалась не каменной, а искусно вылепленной из глины.
Среди ученых с мировыми именами, кто пытался разгадать назначение байкальских фигурок рыб, был выдающийся русский археолог и этнограф Д.Н. Анучин, отличавшийся большой эрудицией и широтой кругозора. На основании этнографических аналогий он выдвинул предположение о том, что данные идолы могли быть причастными к существовавшему у наших древнейших предков культу рыб и магической обрядности, призванной обеспечить успешный улов на промысле. Мысль ученого поддержал иркутский археолог-самоучка М.П. Овчинников, который напомнил, что у якутов до сих пор сохранился обряд «арчи», связанный с рыболовным промыслом, и что при этом обряде применяются очень похожие деревянные фигурки рыб.
Данная проблема, вероятно, настолько занимала иркутских краеведов, что к ее решению подключились и некоторые иностранные ученые. Так, Г. Мергарт и О. Менгин согласились в том, что каменные рыбы Байкала применялись древними рыболовами сибирского озера-моря в качестве магических идолов. О. Менгин пошел еще дальше. Совершенно не представляя реального размера этих фигурок, он заявил, что идолы служили подвесками к одежде, подобно шаманским подвескам недавнего эт-