О том, как выглядели финикийские суда первой половины I тысячелетия до н. э., дают некоторое представление ассирийские рельефы. Судя по ним, распространенным типом торгового судна был беспалубный корабль, передвижение которого обеспечивалось только одним рядом гребцов, а при необходимости складкой мачтой с несложной оснасткой. Нос, высоко поднятый, как и корма, гордым изгибом вверх, заканчивался в виде лошадиной головы. Бросается в глаза сходство этого судна с судами «народов моря». Вероятно, этот тип корабля принесли с собой осевшие на восточном берегу Средиземного моря в XII в. до н. э. переселенцы из стран Эгейского бассейна. Этот тип судов, которыми пользовались герои Гомера, представлял собой древнекритский образец. Да и украшавшая нос корабля лошадиная голова не восходит к традиции стран Передней Азии, а вот Гомеру были известны «корабли, водяными конями быстро носящие людей мореходных по влаге пространной»{25}. Эгейский тип поначалу был и у финикийцев обычным военным судном. Самые большие из таких судов имели с обеих сторон по 25 распашных весел и потому позднее у греков назывались пентеконтерами, т. е. «пятидесятивесельниками».
На самом боеспособном судне финикийского флота находился таран, который можно считать изобретением финикийцев. Команда гребцов размещалась двумя рядами на нижней палубе (римляне называли корабли такого типа бирема, т. е. «имеющие два ряда весел»), воины — на открытой верхней палубе. Их круглые щиты подвешивались с внешней стороны на поручнях, которые, вероятно, были сплетены из ивовых прутьев. Наряду с этим видом военных судов существовали и более легкие, также бирема с боевым экипажем на верхней палубе, но без оснастки и тарана. Стандартной моделью финикийской эскадры персидского времени был корабль с тремя рядами гребцов (у греков корабль такого типа назывался триера, т. е. «с тремя рядами весел», а у римлян — трирема). Чтобы увеличить движущую силу и создать условия для успешного применения тарана, суда строили с четырьмя и даже с пятью рядами мест для гребцов.
Как видно на изображениях, восходящих к периоду Нового царства Египта, финикийское морское судно, предназначенное для торговли, было всегда парусным. Его дальнейшее превращение в «купца» внушительных размеров наглядно показывает рельеф из сидонского саркофага II в. н. э. В отличие от удлиненных военных кораблей (от 1:5 до 1:8) это было широкое бокастое судно (от 1:3 до 1:4) с довольно вместительным трюмом. Высокие нос и корма еще более усиливали его своеобразную округлость. Возможно, он был предшественником тех морских судов, которые греки называли «гаулой» — «подойниками»[43]. При меньшем экипаже он выгодно отличался от гребных судов большей грузоподъемностью и более высокими мореходными качествами. Правда, его недостатком была зависимость от ветра, но ведь на. борту всегда имелся достаточный экипаж, чтобы в случае необходимости в пути или при движении в гавани перевести его на весельный ход.
Не следует, однако, представлять себе финикийские суда доперсидского времени слишком вместительными. Грузоподъемность торговых судов, даже таких, как «тартесский мореход»[44], которые славились своими размерами и мореходностью среди других финикийских судов, вряд ли превышала 250 т. Соблюдать скромные размеры требовали не только возникающие конструктивные трудности при постройке судов длиннее 50 м, но и размеры гаваней. Естественные гавани, пригодные для зимних стоянок торговых судов, были малы, возможности их искусственного расширения — ограниченны. Площадь внутренней гавани Библа с молами и долговременными средствами защиты никогда не превышала 1,5 га. Ограниченность ее размеров дает возможность понять, почему в древнем центре Ливана Не, могли держать более крупный торговый флот и отставали в его развитии.
Значительно благоприятнее на ливанском побережье были условия в Сидоне и Тире. Расширение и ныне существующей сидонской Северной гавани и превращение ее в закрытый, защищенный от бурь рейд потребовало лишь незначительных строительных работ. Площадь рейда порядка 7 га давала убежище более 100 кораблям средних размеров, занимавшимся морской торговлей. Бухта Северной гавани Тира, пожалуй, еще при Хираме I была защищена от зимних штормовых волн, идущих с северо-запада, мощным волнорезом длиной 225 м. А вытянутую на большое расстояние Южную гавань этого города прикрывал 750-метровый мол. Ее рейд (свыше 15 га), вероятно, значительно превосходил акваторию Северной гавани. Кроме того, дальний рейд, расположенный южнее внутренней гавани, был защищен волнорезом из гигантских каменных блоков. Это пятикилометровое сооружение протянулось почти до широты городища Телль Решедие, которое обычно отождествляется с Ушу египетских надписей, а также с Палеотиром, или Палетиром, греков и считается главной базой Тира на материке. Большие акватории тирских гаваней, оснащенные различными техническими устройствами вплоть до сухого дока, были с самого начала предназначены и для приема военных судов, которые частично укрывали в крытых помещениях. Обычно же «длинные» суда военной флотилии просто вытаскивали на песчаные участки отлогого морского берега, что при их незначительной осадке (всего на какой-нибудь метр) было нетрудно сделать.
В искусстве мореплавания финикийцы были ведущими. Их кормчие славились как самые опытные. Финикийцы, по-видимому, были первыми из народов Средиземноморья, кто перешел к плаванию в открытом море. Еще больший риск таили в себе ночные плавания, которых нельзя было избежать на долгом пути вдали от берегов. Научившись ориентироваться по Полярной звезде, финикийцы преодолели, таким образом, и трудности, связанные с плаванием ночью. Но в общем в те времена больше придерживались каботажного плавания, тем более что в торговых сношениях безопасность перевозки важнее скорости доставки. «Пузатые» грузовые суда отнюдь не были быстроходными парусниками. И тем значительней достижения финикийских моряков, которые заплывали далеко на запад по Средиземному морю и даже проникали в Атлантику. Геродот сообщает об одной финикийской команде мореходов, которая по повелению фараона Нехо (609–594 гг.) обогнула по морю Африку. «Финикияне вышли из Красного моря[45]и затем поплыли по Южному. Осенью они приставали к берегу и, в какое бы место Ливии ни попадали, всюду обрабатывали землю… а после сбора урожая плыли дальше. Через два года на третий финикияне обогнули Геракловы Столпы и прибыли в Египет»{26}. Целью путешествия было открытие морского пути из Красного моря в Средиземное, так как строительство канала между Нилом и Красным морем потерпело неудачу. Однако практических последствий это плавание вокруг Африки, очевидно, не имело.
Интересные подробности о мореплавании финикийцев содержит «Одиссея» Гомера. Хотя создание поэмы относится к более позднему времени, все же ясно, что она верно отражает мореходную среду примерно на исходе II тысячелетия до н. э. Местом, откуда распространялись подобные представления, были общества мелких государств Западной Греции. По «Одиссее», мореплавание служит преимущественно двум целям: «Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду, взад и вперед по морям, как добычники вольные, мчася, жизнью играя своей и беды приключая народам?»{27}.
При этом морской разбой отнюдь не выглядит чем-то предосудительным, особенно если его поощряли сами владыки. Так, хитроумный Одиссей в одежде нищего с гордостью выдает себя за удачливого в прошлом предводителя морских разбойников{28}. Но на пути от Трои домой он и на самом деле напал со своими людьми на фракийский город Исмар: «Град мы разрушили, жителей всех истребили. Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много, стали добычу делить»{29}. Поэтому купцы, ведущие мирную торговлю на своих судах, кажутся героям Гомера скаредными, торгашескими душами, которые долго и трудно пекутся о своих доходах, вместо того чтобы добыть их «благородно» силой меча{30}. Правда, и торговцы не брезговали иногда тёмными делами. Образец такой «торговой» практики финикийцев, знаменитых мореходов и не менее знаменитых морских разбойников, являет история жизни свинопаса Евмея{31}. В детстве он был похищен из царского дворца своего родителя финикийскими купцами и продан в рабство на о-в Итаку. Им помогла рабыня, уроженка Сидона, на попечении которой находился мальчик. Впрочем, если финикийцы не желали наносить ущерба своей заморской торговле, они старались избегать повторения подобных похищений людей. Похожую историю поведал нам также повидавший многие страны Геродот в самом начале своей «Истории». После того как финикийцы насильно увезли с собою Ио, дочь царя г. Аргоса, эллины в отместку похитили дочь тирского царя Европу. Правда, добавляет Геродот, финикийцы оспаривали факт похищения и утверждали, что Ио еще в Аргосе вступила в любовную связь с хозяином судна. Когда же она почувствовала себя беременной, то от стыда перед родителями добровольно уехала с финикийцами. Во всяком случае, в этом отношении финикийцев считали способными на разные коварные дела, например насильный увоз двух женщин из округа храма Амуна в Фивах, о чем Геродоту рассказывал египетский жрец{32}. Но и человек, добровольно в качестве пассажира доверявшийся финикийскому кормчему, при известных обстоятельствах также мог претерпеть немалые злоключения. Одиссей в одежде нищего рассказывает похищенному финикийцами царскому сыну, свинопасу Евмею, как ему самому пришлось из-за них испытать примерно те. же превратности судьбы{33}. Характерно, что рабыня из Сидона, помогавшая своим соотечественникам в похищении маленького Евмея, требует, чтобы они свое обещание отвезти ее на родину подкрепили торжественной клятвой. Правда, любитель мистификации Одиссей отзывался о финикийских мореходах и более благосклонно. Когда они из-за бури не смогли доставить его к обещанному месту, то не сделали ему вреда, а, улучив момент, оставили на берегу с пожитками{34}.
43
Нет уверенности, что греч. «гаулос» [(финикийский) торговый корабль] и «гаулос» (подойник) и т. п. — одно и то же слово
45
Точнее, «Эритрейское море», под которым обычно понималось в древности само Красное море (Аравийский залив), северо-западная часть Индийского океана (Аденский залив и Аравийское море) и Персидский залив; Ливия — здесь Африка; Геракловы Столпы — Гибралтарский пролив