Нельзя не отметить и того обстоятельства, что Саллюстий всячески старается подчеркнуть знатность происхождения заговорщиков, т. е. непосредственного окружения Катилины, его «среды». В изображении Саллюстия нобилитет является основной руководящей силой в заговоре. Саллюстий подробно перечисляет наиболее видных деятелей заговора: П. Лентула Суру, П. Автрония, Л. Кассия Лонгина, Г. Цетега, Публия и Сервия Суллу, Л. Варгунтея, Кв. Анния, М. Порция Леку, Л. Бестию, Кв. Курия — и указывает, что все они были из сенаторского сословия; затем М. Фульвия Нобилиора, Л. Статилия, П. Габиния Капитона и Г. Корнелия, которые были из всаднического сословия, и, наконец, упоминает о «массе провинциалов» из колоний и муниципиев, не преминув указать, что и они были у себя знатными людьми. Но, кроме них, в заговоре было замешано значительное число более тайных участников, тоже из среды нобилитета, а что касается молодежи, то большая часть юношества, особенно из среды нобилей, благоприятствовала начинаниям Катилины. Другие сторонники Катилины снабжаются также характеристиками, где подчеркивается их принадлежность к нобилитету. Так, про участника первого заговора Гн. Пизона говорится: знатный юноша, необычайной дерзости, энергичный. Упомянутый уже Кв. Курий характеризуется как человек достаточно видного происхождения и указывается на его связь с Фульвией, знатной женщиной. И, наконец, в речи, вложенной в уста Катона, заговор прямо расценивается как дело рук нобилитета: «Знатнейшие граждане составили заговор, чтобы уничтожить родину в огне». Таким образом, едва ли возможно сомневаться в том, что Саллюстий хочет представить заговор Катилины как преступную попытку со стороны представителей нобилитета узурпировать государственную власть и установить открытую тиранию.
В заключение нам хотелось бы указать на одно существенное обстоятельство. Оно заключается в том, что в «Заговоре Катилины» характеристика разложения «народа» выделена в самостоятельное отступление, в главы 37—38. Поскольку это так, то очевидно, что в историческом экскурсе, т. е. в главах 10—13, подразумевается именно среда нобилитета.
Теперь возможно сделать твердый вывод. Изображая упадок нравов в «Заговоре Катилины» и анализируя причины этого упадка, Саллюстий пользовался «абстрактной» фразеологией лишь в качестве дымовой завесы для прикрытия своих нападок на нобилитет, выявляя на самом деле растущее в нем убеждение, что римское общество было приведено к гибели в результате развращенности и безнравственности нобилитета. Нобилитет для Саллюстия является главной причиной разложения, нобилитет — конкретный носитель зла, язва, разъедающая римское общество. И вся история Рима излагается как история падения нравов (если сохранить «дымовую завесу»), или, что по существу одно и тоже, как история «злокозненности» нобилитета (если «дымовую завесу» отбросить). Труд Саллюстия «Заговор Катилины» есть попытка построить серьезный обвинительный акт против нобилитета, к тому же исторически «обоснованный», ибо исторический экскурс и должен доказать глубокую закоренелость, «извечность» злокозненности нобилитета. Так Саллюстий использует отвлеченную, абстрактную, на первый взгляд, теорию упадка нравов в качестве орудия острой партийной борьбы.
Дальнейшее развитие политических воззрений римского историка может только подтвердить наше понимание позиций Саллюстия в отношении нобилитета. Если, как мы только что установили, «Заговор Катилины» можно назвать скрытой инвективой против нобилитета, то более поздние произведения Саллюстия — «Югуртинская война» и «Истории» — это уже явное, ничем не прикрытое нападение на политического врага.
В самом начале «Югуртинской войны», говоря о мотивах, побудивших его заняться историей этой войны, Саллюстий совершенно недвусмысленно заявляет: «Я буду описывать войну, которую римский народ вел с Югуртой, царем нумидийцев; во–первых, потому, что она была велика и жестока и победа клонилась то на ту, то на другую сторону; затем потому, что тогда было впервые оказано сопротивление господству нобилитета». Таким образом, получается, что даже цель написания исторической работы о Югуртинской войне заключалась в показе истоков борьбы с нобилитетом и в обличении злокозненности последнего.
Обращение к историческому экскурсу «Югуртинской войны» может еще раз убедить нас в том, что главным носителем зла для Саллюстия оказывается все тот же нобилитет. В этом экскурсе римская история излагается как история борьбы между плебсом и нобилитетом, причем плебеи борются за свои «права», а нобилитет творит беззакония. Недаром, говоря об убийстве Гракхов и о «беззаконном торжестве» нобилитета, Саллюстий делает следующий вывод: «Такие вещи очень часто губили великие государства». Во фрагментах экскурса «Историй» Саллюстий еще более четко ставит вопрос о прирожденности зла свойственной человеческой природе, подразумевая на самом деле «природу» римского нобилитета: «у нас первые разногласия были результатом порочности человеческой природы». Затем он показывает, в чем заключались эти «разногласия» и кто был их виновником. Оказывается, эти «разногласия» есть не что иное, как извечная борьба сословий в римском обществе, борьба плебеев против патрициев, борьба народа против нобилитета за узурпированную последним власть и права.
Ценность фрагментов экскурса «Историй» заключается, между прочим, в том, что они совершенно ясно дают понять, на чьей стороне симпатии Саллюстия и чье дело он считает правым. Когда Саллюстий говорит, что отцы властвовали над плебеями, как рабами, то ясно, что он на стороне плебеев; когда Саллюстий рассказывает о сецессии и возникновении должности народных трибунов, то и здесь явно проглядывает сочувствие к плебсу, который борется за «права», а не творит беззакония, как это делает аристократия.
Для того чтобы покончить с вопросом об отношении Саллюстия к нобилитету и подвести некоторые итоги, следует остановиться на речах Меммия и Мария из «Югуртинской войны». В этих речах Саллюстием мобилизован весь арсенал обвинений против нобилитета.
Схема речи Меммия приблизительно такова. Он начинает ее с того, что обращается к народу, упрекая его в бездеятельности, политической индифферентности, в рабском подчинении нобилитету. Затем Меммий дает обзор преступных деяний нобилитета в отношении народа, говорит об убийстве Г. Гракха и М. Фульвия, о разграблении народных денег, о господстве кучки честолюбцев и корыстолюбцев.
После этого Меммий переходит к изображению безотрадной и мрачной картины современного ему разложения общества, т.е. непосредственного и неизбежного следствия из вышеизложенных преступных действий нобилитета. Подкупные, развратные представители нобилитета, находящиеся у руля правления продают ныне с торгов законы и величие Римского государства заклятым врагам Рима. Вся власть сосредоточена в руках убийц и гонителей народа. Их правление — по существу преступный заговор (factio) против римского народа, и нобилитет есть не что иное, как кучка преступных заговорщиков (factiosi). Меммий проводит яркое сопоставление бесправия плебеев с преступным и беззаконным господством нобилитета и предлагает выступить против него, избрав в качестве пробного камня дело Югурты.
Заключительным аккордом этой речи служит гневное обличение узурпаторских действий нобилитета, призыв к народу стряхнуть с себя политическую индифферентность и, наконец, указание на то, что борьбу следует вести до конца, непримиримо, ибо всякий компромисс приведет к полному краху дела.
Мы намеренно дали изложение речи Меммия несколько схематично. Дело в том, что самая конструкция, самое построение речи представляют значительный интерес. Речь, как нетрудно убедиться, построена по схеме исторических экскурсов, в частности экскурса из «Югуртинской войны». Речь Меммия — как бы дублет, корректив исторического экскурса, но сделанный с еще более четкой и непримиримой партийной установкой, чем сам экскурс.
Речь Мария также является блестящей инвективой против нобилитета. Но она построена в ином плане и дополняет собою речь Меммия. Если речь Меммия есть некое «историческое доказательство» злокозненности нобилитета, некий исторический обзор его преступных деяний, то речь Мария является теоретическим и принципиальным обоснованием этой злокозненности. В ней сделана попытка развенчать и окончательно дискредитировать самый принцип, на котором держится понятие nobilitas.