— Да, конечно. Простите, я скажу по-немецки. Использование агентов во время захвата наших территорий противником. Организация террористических групп, акты диверсий, идеологическая контрпропаганда. Но это в случае войны.
Мария перевела ее речь на английский.
— А вы правда считаете, что война кончилась? — вдруг быстро спросил Дронго.
— Нет, — подумав немного, ответила женщина, — наша война никогда не кончается.
— Хорошо, — откинулся на спинку кресла Дронго, — значит, вы меня понимаете.
Сидевшая рядом Мария достала сигареты.
— Переводить? — спросила она.
— Пока не надо, — остановила ее Либерман, — я поняла, вы приехали из-за этого. Нужно мое подключение к операции. Верно?
— Вы согласны? — вместо ответа спросил Дронго.
— А как вы думаете, мистер Фридман, мне нравится доживать здесь, в этом маленьком городке? Я в Деделебене пять лет и ненавижу свою аптеку. Не могу же я выйти на улицу и кричать: «Смотрите, люди, я бывший офицер „Штази“». Меня просто увезут в сумасшедший дом, — добавила она по-немецки.
— Понимаю, — кивнул Дронго, — похоже, у вас наконец появилась возможность уехать отсюда. И навсегда.
— Что вы сказали? — не разобрала Либерман.
Мария перевела. Он добавил:
— Нужно будет сдаться англичанам. Мы приехали предложить сам сдаться.
— Это неудачная шутка.
— Я не люблю шутить в таких вопросах, — четко произнес Дронго. — Вам нужно сдаться англичанам, и заодно вы расскажете о всей вашей работе, сдадите сеть информаторов и агентов «Штази», оставшихся нераскрытыми. Вы успеваете переводить, Мария? Спасибо. Она подробно расскажет о своей работе за рубежом. Пусть учтет, что уже завтра федеральные службы Германии будут знать о ее деятельности в «Штази». У нее в запасе всего один день.
Мария переводила, тщательно подбирая слова.
— Понимаю, — медленно проговорила Либерман. — Вы расскажете мне, на кого именно я должна указать?
— Вы согласны?
— Разумеется. Мне давно надоела моя «консервация».
Дронго переглянулся с Марией.
— Тогда мы останемся здесь еще немного и обсудим детали. Вы дадите нам кофе? Хотя я больше люблю чай.
Эдит вышла.
— В Европе чай любят только англичане, — заметила Мария.
— Знаю, но Эдит вряд ли примет меня за англичанина. Похоже, она искренне хочет отсюда вырваться.
Мария промолчала.
Вошла хозяйка, неся на подносе три чашки.
— Ваш кофе, ваш чай. — Себе она взяла кофе.
В этот момент звякнул звонок входной двери.
— Пойду посмотрю, — спокойно прореагировала Эдит. Она вышла, прикрыв дверь.
Дронго, улыбнувшись, посмотрел на свою спутницу.
— Вы оставили свой чемоданчик в автомобиле.
— Я вооружена, — отрезала Мария, — но первая пуля предназначена вам.
— Что вы сказали?
— Не притворяйтесь. Вы не должны попасть в руки противника до завершения операции. Это самое важное, и вы отлично все понимаете. У меня действительно нет приказа вас убивать, но есть строжайшее указание обеспечить секретность операции.
Вернулась Эдит Либерман.
— Это был соседский мальчик. Приходил за аспирином для матери. Она уселась напротив гостей.
— Я вас слушаю, продолжайте.
— Да, — мрачно кивнул Дронго, — продолжим. Вы должны будете рассказать абсолютно все, что вы знаете. Выдавать всех подряд. Агентуру, имена, явки, пароли, структуру органов, шифры, места встречи, своих агентов, руководителей — словом, все. Многое англичане уже знают, хотя некоторые подробности могут показаться им забавными. Только ваша предельная искренность будет залогом успеха. А главное, что нас интересует, — ваша деятельность в Бельгии. Вы встречались только с французским специалистом, завербованным советской разведкой.
— Филипп Стенюи? — спросила Эдит.
— У вас изумительная память. Именно он. Самое важное в нашей операции, чтобы вы сдали меня англичанам. — Взяв чашку, он отпил немного. — Хороший чай.
— Я не совсем поняла задачу. Разъясните подробнее.
— Стенюи уже расшифрован английской контрразведкой. Мария, переводите, пожалуйста, дословно. Нам важно, чтобы она, встречаясь с ним, обратила внимание на его контакты с бывшей советской, ныне российской, разведкой. Во Франции арестована целая сеть информаторов КГБ. Ее могут арестовать, проверить и сразу начнут допрашивать. Вот тогда она вспомнит, что это я послал ее в Париж и теперь жду ее сообщения в Бельгии. Лицо мое, я думаю, она запомнит.