- Я тоже останусь, - эхом повторил ее реплику он, уронив отвертку на пол.
Он посмотрел на нее, смущенно взъерошив ежик волос, и застенчиво улыбнулся, похожий на ребенка, получившего неожиданный подарок от родителей. Его глаза под густыми бровями светились счастьем. И от этого ей стало хорошо и спокойно.
Птичка
Она лежала в одежде под тонким синим с черной полосой армейским одеялом, подоткнув края под себя, и медленно согревалась, привыкая к непривычной обстановке и жесткому матрасу. В небольшой квадратной комнате, где ей устроили ночлег были только панцирная кровать, потрескавшаяся казенная тумбочка, кривой стул и тучные облака ее впечатлений о насыщенном событиями прошедшем дне. Дверь комнаты она закрыла на ключ, выданный солдатом, а также поставила под ручку кривой стул для страховки. В соседней же комнате поселили его, за стенкой, находящейся у изголовья ее кровати.
Ей было холодно под тонким одеялом с приходом прохладной ночи, а также тревожно в незнакомом месте, но в то же время интересно и даже азартно. Никогда прежде она не вела себя подобным образом. Уму непостижимо, думала она, остаться на ночь в богом забытой войсковой части, в огромном пустом корпусе на последнем этаже, лежать и вожделеть, что почти незнакомый мужчина из соседней комнаты придет и займется с ней сексом.
Она лежала, прислушивалась к звукам, доносившимся из соседней комнаты, и боролась с желанием вскочить, разобрать баррикаду, открыть замок, распахнуть двери и ворваться к мужчине самой. Или, может, только лишь чуть приоткрыть свою дверь, подав таким образом мужчине сигнал, что она ждет его.
Через тонкую стену отчетливо слышались его беспокойные шаги по комнате. Вот он передвинул стул, сел на кровать, потом встал, вроде открыл окно, а потом снова устроился на кровати. Она слушала, затаив дыхание, томясь в тягостном сладострастном ожидании, представляя, что он вот-вот почувствует ее зов, выйдет из своей комнаты и постучиться к ней в дверь. Воображаемое развитие событий завораживало и пугало ее, и она дала волю воображению. Вот она открывает дверь, а он набрасывается на нее. Потом они лежат в кровати: обнаженные, горячие, потные. Его руки обнимают ее, губы ласкают, ежик волос щекочет шею, а опьяненный взгляд жадно изучает каждый сантиметр ее тела.
Положив пальцы к низу живота, она нащупала бугорок и принялась, закрыв глаза, терзать его, представляя, что ее пронзил его пульсирующий твердый орган, поднимая волны сладостной истомы. Волны усиливались, поднимая ее выше и выше, пока внутри у нее не запылало, распространяя жар по телу. И когда она почти достигла высшей точки, в воображаемую сцену вдруг вмешались другие образы: вскрытый аппарат с паутиной пыльных микросхем, трупик ласточки в газете, ее окровавленные руки, некрасивое лицо бритого солдата со слащавой улыбкой и парой холодных глаз. И горький запах полыни, который обволакивал все это. Эти новые посторонние образы мешали ей, портили наслаждение и она попыталась от них избавиться. Но чем больше она старалась, тем мрачнее становилась ее фантазия, ощущения сладости от близости сменились нарастающими тревогой и страхом. Микросхемы множились и путались. Трупик ласточки источал бесконечные потоки бурой жижи. Скалящееся лицо солдата расширялось, увеличивалось в размерах, заслоняя все остальное. И полынь! Нестерпимая вонь горькой полыни!
Поступательные движения мужчины, прежде поднимавшие волны наслаждения, стали приносить ей дискомфорт, а потом и вовсе режущую боль. Она принялась отстраняться от мужчины, вдруг ставшим чужим и опасным, но тот держал ее крепко, не сбавляя, а наращивая темп. Задыхаясь от боли и беспомощности, она открыла рот и попыталась вскрикнуть, но звук утонул в ее глотке, так и не зародившись. В панике, она стала царапать спину насиловавшего ее мужчины, надеясь тем самым остановить его и освободиться из тисков его объятий, но он не реагировал, лишь надрывно хрипел, отвернув лицо в сторону. Сделав отчаянное усилие, она напряглась всем телом и дернулась, ткнув мужчину коленями. Он, наконец, остановился, и медленно повернул к ней свое лицо, которое к ее ужасу оказалось лицом бритого солдата со злыми голубыми глазами. Он смотрел на нее с презрением, как на шлюху, и злорадно ухмылялся, пуская слюни сквозь мясистые губы.
- Ты моя птичка…, - обдав гнилью испорченных зубов, с шипением произнес он, приблизил губы к ее губам и впился ей в рот, вызвав у нее спазм тошноты.