— Вот это другой разговор.
Над ямой появилось остроносое лицо завразведкой.
— Идет начальство, Сергеич, готовься к встрече.
— Кто да кто?
— По-моему, сам Грязнов с нашим комбригом.
Игнат выскочил наверх. С насыпи, ловко пружиня ногой, спускался начдив Грязнов, стройный, в старенькой кожаной куртке. Следом по скользкому обрыву съехал на каблуках Окулич.
— Иван Кенсоринович, откуда?
— От Калмыкова. Ф-фу, насилу добрались. Где ползком, понимаешь, где швырком… Ну, комиссар, чем порадуешь?
— Веселого мало. Ночью ранен полковой командир, снесли на хутор.
— Жаль молодца… Продвинулись далеко?
— Саженей на сто, не больше… Бронепоезда гадовы!
— Потери?
— Первого батальона уральцев как не бывало: едва наберется человек семьдесят, вместе с легкоранеными. Второй уменьшился на треть.
— Да-а-а, — покусал ус Грязнов. — Саперам по-прежнему туго?
— В воде каждые полчаса, — доложил Медведко. — Вяжем запасные прогоны, ставим взамен, а те б-бах из дальнобоек, и все в щепу.
— Какие думки, Сергеич?
— Планируем новый бросок по дамбе. В восемь ноль-ноль, когда феодосийцы завтракать усядутся. Просьба — подкрепить колонну парой богоявленских рот. Не век же им быть в резерве. Огонька даст Сивков, твердо обещал.
— На богоявленцев не рассчитывай, — отрезал начдив. — С кем в Крыму воевать будешь? О том подумал?
— Тогда, может, верхнеуральцев пришлешь? — погас и снова загорелся Нестеров. — Здесь они, под боком.
— Были, да сплыли. Комбриг, объясни ему. Сил моих нет, до чего настырный парень.
— Красноуфимская бригада снова идет к Чонгарскому мосту, — поведал Окулич и сморщился точно от зубной боли.
— А что там, на Тюп-Джанкое?
— Переправа удалась, дальше пока ни с места.
Иван Кенсоринович высоко вскинул темнокудрую голову.
— Двести шестьдесят шестой зацепился на том берегу. Теперь вводим Двести шестьдесят седьмой, следом. Определенный успех, и его необходимо развить во что бы то ни стало!
В глазах комбрига мелькнула досада, он отвернулся. Какое-то время Грязнов молча, в упор смотрел на него. Было ясно: по дороге сюда между ними произошла горячая словесная перепалка. То-то явились взъерошенные, и обстрел не охладил…
— Успокойся. Надеюсь, помнишь? Твое впереди, погоди.
— Скоро некому будет ждать! — Окулич пободал ногой бревно, коротким кивком указал налево, где в дыму сражались калмыковские полки. — Ты говоришь: успех, да еще определенный… По-твоему, генерал Слащев — круглый дурак? Сомневаюсь. Поди, все резервы подтянул на Тюп-Джанкой!
— Вот и дивно! — с хитроватой улыбкой парировал Иван Кенсоринович. И Нестерову, озабоченно: — С атакой повремени. Окапывайся на дамбе, перебрось туда еще два-три пулемета. Дрогнешь, откатишься — отдам под трибунал. Не посмотрю, что рейдовец.
— Ложись! — крикнул Медведко.
Тяжелый снаряд упал невдалеке, с грохотом разорвался.
На исходе дня командиры и комиссары бригад съехались в штадив, на станцию Чонгар.
Сидели в телеграфной, единственной комнате, которая не пострадала от бомб. Вдоль стены ровной шеренгой застыли полевые телефоны, и над ними склонились охрипшие связисты. Один приглушенно-сердитым голосом вызывал артдивизион, второй тихо пересмеивался с какой-то Дусей, третий толковал о зерне: «Что ж что подгорелое. Все-таки лучше, чем ничего. Бери старшин, бери повозки, и через двадцать минут будь на месте. Все!»
Докладывал Калмыков, Игнат даже не узнал его в первое мгновенье. На плечи кое-как наброшена шинель, искромсанная осколками, в ржавых пятнах, вид крайне измученный: глаза набрякли кровью, нос и усы поникли.
— Завязли вконец… Траншея на траншее, уйма колючей проволоки. Бьют по нашему клину с трех сторон. Двести шестьдесят шестой выкошен почти до одного человека, немалые потери и в Двести шестьдесят седьмом. — Калмыков опустил бритую голову, тяжело налег на стол. — По словам пленных, подошла сводная офицерская группа… Словом, операция на волоске.
Начдив прошелся из угла в угол, что-то соображая, круто остановился перед Калмыковым.
— Подзавязли, говоришь? А им, думаешь, просторней и легче? Как бы не так! — Иван Кенсоринович взбил волосы, пристально поглядел на командира Первой бригады Смирнова. — Будь готов к маневру, надеюсь, последнему на северных берегах.
— Куда?
— А сам не догадываешься?
Зазуммерил телефон.
— Товарищ начдив, комфронта, — шепотом позвал связист, невольно вытягиваясь в струнку.
В комнате повисла тишина.