Его не интересовало, что бабушка уже налила борщ к обеду, его не волновало, что приехали мои родители. Сначала я просто отказывал ему и не шел играть, но затем он стал все глубже и глубже проникать мне в голову. А мне ведь было всего пять! Его вездесущий голос все время был со мной, все время чего-то просил, требовал. В течение недели тонкий детский голосок, который был бы к лицу какой-нибудь милой девчушке стал переходить в сухой, жесткий глас, который постоянно звучал в моей голове.
Я стал замкнут, мне не хотелось разговаривать с бабушкой и тетями. Точнее ему не хотелось, он ревновал меня ко всем. Больше всего этому пареньку не нравилась бабушка, точнее не сама бабушка, а то, что я на тот момент любил её больше всех. По рассказам мамы, даже когда она приезжала ко мне, я называл бабушку мамой, что было не так уж и удивительно. Ведь мама это не та кто родила, а та кто воспитала. Изо дня в день я только и слышал: «Зачем она тебе, не разговаривай с ней, пойдем поиграем в стрелялку, ты и сам можешь себя покормить, она тебя не любит, ты просто замена её уже взрослым детям.». Когда я игнорировал своё Alter ego, то он злился. Его глаза изумрудного цвета заволакивало молочной дымкой и со временем эта дымка становилась все гуще, а намеренья, скрываемые за нею, все весомее и оформленнее.
Его мнения и взгляды все прочнее укреплялись в моей голове, со временем я не мог отличить его мысли от своих. Примерно через полгода после появления моего «друга» бабушка начала меня бесить. Мне не нравилось то что она готовила, меня бесило, когда она просила меня покушать еще немного, мне не нравились её слова, жесты, мимика. Даже её дыхание по ночам злило меня. И мой друг быстро нашел решение проблемы.
Глава 4. Kirim
Он сказал, что все сделает сам, ему нужно лишь разрешение войти в дом. По его глазам я понял, теперь он готов перешагнуть мой порог. Сначала мне было страшно, но он же мой друг! Да и что такое убийство я не то чтобы хорошо представлял, мне казалось, что бабушка просто поспит, а потом проснется и станет только ещё добрее и лучше. Но сейчас я прекрасно понимаю это мне вовсе не казалось, это мне было внушено.
Двадцать три ножевых ранения — вряд ли бабушка, нарезая утром салат из огурцов и помидоров могла представить, что внук за доброту и заботу отблагодарит её именно так.
Соседка, прибежавшая на крики теть Зины, долго не могла дать показания. В её голове все также крутилась картина того, как ребенок 5 лет с маскообразным лицом втыкает и втыкает, подаренный ею нож, в своего самого родного человека. Полиция потом заявила, что скорее всего моя бабушка умерла ещё после первых двух — трех ударов — была задета важная артерия.
Меня же посадили в машину и зачем-то пристегнули наручниками к сидению. Тогда я не мог понять, что случилось и почему у нас дома столько людей. Я пытался объяснить всем, что бабушка скоро проснется, она просто устала и ей нужно отдохнуть. Никто меня не слушал.
Глава 5. Исход
Я был слишком мал для колонии и суд определил меня в школу интернат для детей с психическими заболеваниями. Мой друг отправился вместе со мной, он ещё некоторое время давал советы и помогал освоиться в новом доме, но врач быстро разорвал нашу дружбу. Да и мою дружбу с самим собой он тоже разорвал. Я не понимал где я, сколько сейчас времени и вообще кто я такой.
Недавно мне исполнился 21 год. В 18 меня выпустили из интерната, врач дал мне справку, что я практически полностью здоров. Кроме повышенного уровня беспокойства у меня ни осталось ни единого следа от пережитых событий. Но и бабушки у меня, к сожалению, тоже не осталось.
Вчера я был в нашем старом доме, там сейчас никто не живет, все в деревне знали, что здесь произошло, а приезжих в нашем селе отродясь не было. И да, насколько же прочно кровь въедается в стены. Стих, который был написан рукоятью окровавленного ножа по-прежнему можно было прочесть. Этот стих остался последним напоминанием о моем некогда существовавшем «друге», ведь написан он был явно не моей рукой.