Друг на все времена

В заключение – удивительнейшая история, которую, мне кажется, полезно знать моему читателю. История, показывающая, что развитие одного дарования в человеке отнюдь не мешает (некоторые считают, даже помогает) развитию и совсем другого, может быть, и нескольких других.

Жила в Москве перед войной талантливая исследовательница, доктор биологических наук Нина Бернардовна Познанская. Сейчас ее считают одной из основательниц космической биологии. Но, кроме науки, она занималась еще и... поэзией. Писала великолепные стихи, делала замечательные стихотворные переводы.

В начале войны Познанская вместе с институтом эвакуировалась из Москвы в Томск. Там, в 1942 году, она заболела брюшным тифом. И вскоре умерла. В возрасте 32 лет.

Мать Познанской, Нина Герасимовна Яковлева, известная наша переводчица французской классики (Бальзак, Мольер, Жюль Верн, Анри Барбюс и др.) пережила единственную дочь на три десятилетия.

От родственников Познанской я получил кое-что из стихотворного наследства Нины Бернардовны. В том числе – перевод одной из самых знаменитых баллад на свете «Улялюм» Эдгара По. Великий американский писатель написал ее в 1847 году в память своей жены Виргинии, а Познанская перевела мрачные строфы почти сто лет спустя, незадолго до своей смерти.

«Улялюм» переводили многие, в частности на русский язык – К. Д. Бальмонт, Валерий Брюсов и Н. К. Чуковский. Всех привлекла какая-то светлая (совсем не подавляющая!) грусть произведения, его бетховенская музыка и ясно ощущаемый «синий» цвет. Но когда я давал специалистам и неспециалистам для сравнения все четыре перевода «Улялюм» на русский и просил назвать лучший, все в один голос называли перевод Познанской. Вот характерная выдержка из письма:

«Огромнейшее спасибо Тебе за переводы «Улялюм». Особенно хорош один: Нины Познанской. Давно я не испытывала от чтения стихов такого глубокого, прекрасного чувства. Синий, синий стих! Чудный! Я даже сделала ассоциацию к нему. Маме понравилась эта картинка...»

Художница О. Галицкая

Прочитайте балладу в переводе Н. Познанской. Не взволнуют ли прекрасные ее строки и тебя, мой дорогой читатель?

УЛЯЛЮМ

Небеса были тусклы от скорби.
Был октябрь безнадежен и сир.
Словно пепел окутывал мир
Этой ночью, поблекшей от скорби.
Был октябрь безнадежен и сир.
Это было на озере Обер,
В очарованном, облачном Вир.
На пустынном, на сумрачном Обер,
В заколдованной области Вир.

Там однажды дорогой Титанов
Я с Психеей, с душою, блуждал,
Я среди кипарисов блуждал
В колыханье холодных туманов,
Я напрасно покоя искал.
Так у полюса пенится вал,
Лава рвется из жерла вулкана.
Так на Янике, в клубах тумана,
Бьются реки о выступы скал.
В занесенных метелями странах
Бьются реки в расщелинах скал.

И забыли, забыли мы оба
Эту ночь, этот год, этот мир,
Этот в звездах затерянный мир.
Где когда-то бродили мы оба
(Был октябрь безнадежен и сир!).
Мы забыли об озере Обер,
О холодном и облачном Вир,
О пустынном, о сумрачном Обер
В заколдованной области Вир.

Так безмолвно во мгле мы блуждали.
Ночь старела, встречая рассвет.
И о том, что подходит рассвет,
Мы по звездным часам угадали.
Но блеснул, возникая из дали,
Полумесяца призрачный свет –
Мы двурогий венец увидали,
Мы Астарты венец увидали,
Заблиставший меж звезд и комет.

Я сказал: «В колыханье туманов
Над мирами всплывает луна.
Над геенной всплывает луна
В легких вздохах прозрачных туманов.
Злоба Льва для нее не страшна
И над логовом всходит она.
Верь, Астарта нежнее Дианы,
Пусть недвижная мгла холодна,
Но дорогою Леты туманной
Уведет нас на небо луна».

Но Психея печально сказала:
«Нет! Луна неспокойна и зла.
В бледных бликах – пророчество зла.
Нам несчастье луна предсказала,
По неверной дороге вела.
Поспешим, чтоб она не догнала!»
И взмахнули два легких крыла –
Тень от крыльев на звезды легла.
Тень от крыльев на землю легла,
И встревоженно пыль прошуршала
Под печальным касаньем крыла.