Как воспитывала маман по поводу внешнего вида? Главное убеждение, которое она мне вдалбливала это «мужчина должен быть чуть красивее обезьяны». Эту максиму она мне продавливала постоянно. Мне страшно представить, как она себе мужиков выбирала. Совок. СССР. Баба за 30–ть лет. И тут надо найти мужика! Где искать? Ясное дело «по месту работы», где она и нашла какого–то ублюдка и оборванца, который потом спился и попал в психушку.
Ну и конечно всё это передавалось мне. Она одевала меня так «аккуратненько». Такой аккуратненький мальчик цветочек, весь такой чистенький и беленький, божий одуванчик. Когда начался весь этот вал джинсЫ, все ходили примоднившимися, джинсики, футболочки с Микки Маусом, это тогда считалось круто, а у меня даже этого не было. У меня было только совдеповское шмотьё, дрюченные рубашечки, маечки и огромные серые пуховики. «Инженер на выданье». Смешно сказать, и это при том, что моя маман конструктор одежды! Но она направляла весь свой интерес на эксклюзивную женскую одежду. Мужскую она если и креативила, то меня это почему–то никогда не касалось. Я выглядел как серая масса. Как работяга, который приехал с завода на вахтовом автобусе, вылез из него, дошёл до ближайшего «Хозмага», купил там две бутылки самого дешёвого пива, булку хлеба и пошёл домой бухать это пиво, смотреть телек и мусолить засаленную газетёнку. Мать постоянно долбила вот эту мысль, что не надо выделяться. Я был как серая мышь.
Я помню, как я выходил с ним гулять по улице, в начале как я был обычно одет. Считал, что более или менее прилично именно по понятиям матери. Нигде нет потёков от кетчупа, рубашка не мятая и это считалось уже нормой. Т.е. мужчина должен быть одет аккуратненько и неброско. «Неброско» – это то, что мать мне пропечатывала просто до мозга костей! Что мужчина и вообще «любой себя уважающий человек» должен одеваться неброско. Эта «неброскость» была настолько гипертрофирована, что превращалась именно в СЕРОСТЬ. Это серость перекидывалась на все остальные сферы жизни и восприятие мира.
А тут я начал с ним гулять и видеть, какие взгляды на него бросали люди. Меня это очень сильно впечатляло! Он мне всё это говорил, конечно, он делал это очень лояльно и аккуратно, что мой внешний вид, мягко говоря, не очень презентабельный. А я сопротивлялся, что, дескать, это ерунда, а главное «начинка в голове». Мне мать пропечатывала то, что мужчина должен быть «неказистым и очень умным», поэтому я всю жизнь считал, что именно так и должно быть. Потому что я не видел других альтернатив. Я жил так, что накапливал внутренний багаж, развивал свой мозг и при этом внешне был совершенно серой мышью. Скромность, конечно, украшает. Но когда она переходит в серость, то вот это уже тревожный сигнал.
А тут Амиран смог мне показать, что ладно бы в России, но вот в Москве встречают, прежде всего, по одёжке. Вращаясь в этой гламурной и окологламурной тусовке, куда я с ним попал, я понял, что можно быть дурак дураком, но если при этом уметь производить первое впечатление, то можно говорить полную чухню, можно весь вечер сидеть, как будто в рот воды набрал. Но если при этом производить первое впечатление шмотками, то можно нести пургу, а про тебя скажут: «Какой эрудированный молодой человек! Какой начитанный!». Если молчать в тряпочку весь вечер, то про тебя подумают: «Какой загадочный молодой человек! Наверное, он знает какую–то вселенскую тайну!».
Я понял, что можно быть полным дебилом и дубарём, но смешно сказать, если ты красиво и вальяжно одет, то это уже не важно. Если производишь первое впечатление, то дальше уже можешь быть долдоном, но тебе многое простится, люди будут смотреть на тебя через другой фильтр. Я на уровне копчика всосал, что если приходишь одетым просто и неказисто с такими убеждениями как «мужчина должен быть одет скромно, а главное это интеллект, «внутренняя наполненность» и «одухотворённость»», то у тебя уже не одухотворённое лицо, хоть ты там обчитайся Франца Кафку и Фридриха Ницше! Если при этом одет если не как обсос, то, как среднестатистический лузер, то эта «одухотворённость» будет восприниматься окружающими не как одухотворённость, а как придурковатость, имбицильность и потуги на интеллект космического масштаба. Дескать:
— Ты на себя то посмотри, что ты тут ещё квакаешь! Ты смотри, кто тут собрался. Вот Иван Иваныч, у него «Ролекс». Вот Сигизмунд Лазаревич, у него «Патек Филипп». Вот Авдотья Никитична, у неё сумочка от «Гуччи». А вот там Касьян Леопольдович, у него вообще ботиночки от «Лагерфельда». А у тебя шмокти с «черкизона», и ты в компании уважаемых людей ещё что–то будешь вякать? Завали пасть, сиди, и радуйся, что тебя вообще сюда позвали просто посидеть рядом с такими людьми. Чего ты тут свой хайван раскрываешь, иди вон лучше зубы выправи!
Вот так воспринимаются такие люди, особенно в Москве.
Я увидел, что когда приходишь в какой–нибудь клуб, ни слова не сказал, бабы уже начинают тянуться:
— А где вы работаете? А чем вы занимаетесь?
А ты как китайский болванчик сидишь и «ага», «работаю», «занимаюсь». Мычишь, отнекиваешься и всё равно тебе дадут и поедут, куда ты хочешь. Тебе дадут визитную карточку и будут ждать твоего звонка. А когда позвонишь, скажут:
— А, это вы! Как же, как же! Рада вас слышать! Да, конечно, я сегодня вечером свободна, и ночью свободна, и вообще свободна, — Вплоть до такого. Всегда свободна и никогда не занята.
А если едешь по каким–то делам одетый просто и неказисто, то даже и дадут телефон, но потом у неё будут то экзамены, то к родственникам в деревню, то она просто занята и настроения нет, то уборка! А тут просто сидишь в каком–нибудь кабаке весь из себя пафосный и крутой, вышел на балкончик и куришь какую–нибудь пипироску, подошла какая–нибудь мадам:
— Ой, у вас закурить не найдётся?
— Конечно, найдётся! Сунул свою визитку, и она потом позвонит сама:
— Не найдётся ли у вас, любезный друг, пяти минут свободного времени, а то мне так скучно, поболтать с кем–нибудь охота, — и вообще так жрать хочется, что переночевать негде, — Не развлечёте ли вы меня, чтобы я могла на вас положиться ночью?
И ничего говорить не надо. Не надо блистать остроумием, не надо шутить по записному. Сидишь просто по тупому мычишь, а она сама ведёт коммуникацию, идёт на компромиссы. Потому что весь из себя такой положительный персонаж.
В том числе это очень сильно помогает в бизнесе, когда встречаешься с кем–нибудь, а народ вокруг тебя просто плясать начинает. Заходишь куда–нибудь, где очередь, тебе даже слова никто не говорит. Все «простые смертные» просто стоят в очереди, и никто даже хлебала своего не раззявит! Воспринимают как должное.
Вот это Амиран мне передал. Конечно, я не стал метросексуалом, вплоть до того, чтобы на пляж выходить в этих шмотках. Мне это напряжно. Я одеваюсь так, если у меня есть конкретная цель. Я не с Беверли–Хиллс и не из Сен–Тропе. Я вырос в трущобах. Я действительно трущобный мальчик. Может быть, когда–нибудь эта трущобность из меня выбьется…
Также благодаря Амирану у меня привился вкус и тяга к красивой жизни. Именно не просто шикануть в клубе на 500$, потом отправиться в Биберево в свою однушку, а потом в понедельник в контору работать и две недели до зарплаты сидеть на хлебе и воде. Благодаря нему я увидел, как можно жить реально красиво! Я увидел людей, которые с деньгами обращаются как с водой. У них такое обращение с деньгами, которого у меня никогда не было. Я всегда благоговел перед деньгами. Для меня деньги всегда были чем–то таким запредельным. А тут я понял, что деньги это на самом деле воздух, и ими надо дышать, их не надо копить. Когда мы дышим воздухом, мы этого не замечаем. Мы дышим им на автомате. Я всосал это ощущение относительно денег.
Ко всему прочему Амиран это человек колоссальной проницательности, выкупающий всяких типчиков и супчиков на раз. Если раньше я вёлся на дешёвые понты, то благодаря Амирану я приобрёл железобетонный иммунитет к таким понтам.
В Москве «критерий успешности» берётся исходя из шмоток, галстучка, штанишек и машинки. Успешный человек! Особенно глядя на какого–нибудь гандона, которому папик подарил и машинку и квартирку и посадил в офис протирать штаны и он теперь на всех остальных смотрит с высока. Умный! Добился же! Успешный человек!