Пелл заставил меня повторить это два или три раза, то и дело поглядывая на Пиррахис, возбужденно мяукающую в микрофон межлодочной связи. Я ткнул большим пальцем в сторону двух оставшихся бомб.
— Не думаете, что нам следует убрать эти штуковины отсюда? — предположил я.
— Верно, — согласился Зам, сам, видимо, желая поскорее отделаться от опасной «материальной части». Когда он выбрался через люк наружу, чтобы разыскать рабочих с подъемником, я произнес:
— Прощай, Берт. Не мешкай. Если Пелл вернется, он попытается остановить тебя.
Хорши не плачут, но из твердого маленького носика Берта потекло, когда он на мгновение обвил меня своими рептильими руками. Потом он резво запрыгнул в камеру телепортатора. Техники из Аморильо наблюдали за происходящим, выпучив глаза, однако не двинулись с места, не имея никаких полномочий, чтобы помешать нам.
Мне нужно было сказать Берту еще кое-что. Я придержал уже закрывающуюся дверь, и он, высунув голову наружу, вопросительно осмотрел на меня.
— Скажи им, Берт, — начал я, — скажи им, что мы будем бороться с Другими всеми доступными нам средствами. Мы не позволим им покорить нас. Но, если придется, мы будем бороться и с хоршами. Скажи им об этом.
— Я скажу им, Дэн, — пообещал Берт, и я закрыл дверь. Когда она снова открылась, камера была пуста.
Глава 55
К тому моменту, как Берт исчез, замдиректора уже спускался вниз по лестнице, выкрикивая мое имя весьма недружелюбным тоном. Я на него даже не глянул. Собственно говоря, у меня не было времени ни на то, чтобы порадоваться за Берта, ни хотя бы перевести дыхание. Мне надлежало позаботиться о более важных вещах.
Прежде всего я приказал Пиррахис:
— Передай всем экипажам, чтобы они отключили свои телепортаторы и держали их выключенными. Обязательно! Затем, — добавил я, — прикажи им всем уйти на глубину и оставаться там. — Мне не хотелось бы, чтобы в кого-нибудь из них попала глубинная бомба.
Удостоверившись, что Пиррахис передала мои слова, я обернулся к заместителю директора, прерывая его словесную тираду.
— Прошу прощения, Маркус, — произнес я вежливо, — но я сейчас слишком занят, чтобы разговаривать с вами.
К такого рода обращению Пелл явно не привык и заорал еще громче:
— Да вы спятили! Вам многое придется объяснить, Даннерман! Вздохнув, я выразился менее вежливо:
— Да заткнись, к дьяволу!
Удивительно, но Пелл заткнулся. Лицо его приобрело пепельно-серый оттенок, и он тяжело присел на ближайшую плоскую поверхность. А я вновь обратился к Пиррахис:
— Они выполнили то, что я приказал?
Она подняла одну из своих рук и отмахнулась от моего вопроса, по-прежнему мяукая в микрофон и слушая приходящие в ответ завывания.
Наконец Пиррахис повернула ко мне свое огромное бледное лицо и сообщила:
— Они делают это, Даннерман, хотя им приходится преодолевать яростное сопротивление.
— Недостаточно того, что они делают! Добейся, чтобы все было сделано, каждым из них!
— Есть, Даннерман, — повиновалась мне Пиррахис и принялась договариваться со всеми подлодками по очереди.
Вспомнив о Пелле, я обернулся, но не увидел его. Зам, очевидно, снова покинул лодку, дабы, как я тогда подумал, привести по мою душу расстрельную команду.
Впрочем, в ту минуту меня не особенно интересовали возможные поползновения Пелла. Смертельно уставший и раздраженный, я не был абсолютно уверен в том, что поступил правильно, позволив Берту уйти. Но что сделано, то сделано. Каковыми бы ни были последствия, я не имел возможности повлиять на них.
Что до последствий, их оказалось немало, но каких именно, мне предстояло узнать позже.
Замдиректора в тот день так и не вернулся, а вместо него появился полковник Макланос. Одарив меня хмурым взглядом, он, однако, ничего не сказал, а просто уселся там, где до него сидел Пелл, и молчаливо наблюдал за каждым моим движением, время от времени поглядывая на экран новостей, который принес с собой.
Не будучи готовым к беседе с полковником, я сделал вид, будто не замечаю его. Это было не так уж трудно, поскольку переговоры с подлодками поглощали все мое внимание.
Все экипажи исполнили мои указания. Каждый из них отключил свой телепортатор, и теперь они тихо уходили из мелких прибрежных вод. Никто не сообщил о попытке нападения со стороны людей.
Настало время задавать им вопросы. Они мне подробно отвечали. Почти целый час я занимался этим, после чего, вздохнув, повернулся наконец к Макланосу:
— Ладно. Я расскажу вам о произошедшем на лодках, чтобы вы смогли информировать заместителя директора.
Макланос хмыкнул и почесал небритый подбородок.
— Да уж, сделайте милость.
— На подлодках, — начал я, — теперь всё под нашим контролем. Правда, драчка была нешуточная. На Шестнадцать Плюс Восемь и Один — я имею в виду на двадцать пятой подлодке — Чудик попытался активизировать высвобождение метана вручную. Пришлось его убить. Четверо или пятеро других Чудиков тоже убиты, но погиб лишь один боец — его Чудик оказался вооруженным. И, — добавил я, — мы едва избежали метановой катастрофы, хотя ни одному из контролируемых Страшилами экипажей не было сказано, что происходит, а Чудики — те, которые остались в живых, — не желают говорить. Два дня назад на подлодках начали получать через телепортаторы какие-то конусообразные металлические цилиндры. Экипажам приказали вывести их наружу через мусоропроводные люки. Доктор Шил считал, что Страшилы могут использовать боевые зажигательные средства либо простые фугасы для высвобождения метана. Похоже, он был прав. Насколько я понимаю, бомбы предполагалось привести в действие посредством определенного сигнала с разведкорабля. Какое-то количество зарядов уже установили снаружи еще до того, как мы взорвали разведчика.
Тут я умолк. Макланос уставился на меня.
— Боже, — выдохнул он. — Так они все еще там, эти бомбы?
— Где же им еще быть? — мрачно усмехнулся я. — Надо поскорее подобрать их и обезвредить. Во всяком случае, дайте знать об этом руководству. Заму в первую очередь.
— Ну, — Макланос указал на одну из видеокамер, — руководство уже в курсе, хотя не знаю, обратит ли кто-нибудь на это внимание в данный момент. Сейчас у всех совсем другое на уме.
Он повернул ко мне свой экран.
Глава 56
Как оказалось, в мире происходило не совсем то, чего я ожидал. Мне всегда думалось, что победа в войне — огромное событие, настолько огромное, что вы бросаете все свои дела и празднуете. Широко, с танцами на улицах, с уличными музыкантами, возможно, с театрализованным парадом на Бродвее в честь возвращающихся героев, с всенародным ликованием, поглощением неимоверного количества спиртных напитков, объятиями совершенно незнакомых друг другу людей.
Ничего подобного. Взглянув на экран, я узрел всеобщую алчную драку за добычу. К нашему президенту буквально ломились на прием около двух сотен иностранных послов, одновременно пытающихся представить ему срочные дипломатические запросы… плюс каждое высокопоставленное лицо в его собственной администрации плюс Конгресс плюс все средства массовой информации и чуть ли не каждый человек, которому случилось узнать телефонный номер Белого дома. Это были плохие новости для возможного желания заместителя директора поставить меня к стенке. Для этого ему потребовалось бы разрешение президента, а тот, похоже, был слишком занят, чтобы проявлять пристальное внимание к личному будущему агента Даннермана.
Мне хотелось бы ненадолго остановиться на еще одном аспекте относительно победы в этой войне.
Насколько я понимаю, обычный исход любой войны таков: победители берут то, что первоначально принадлежало побежденным — это называется «военными трофеями», — и все счастливы (ну, разумеется, за исключением побежденных).
На сей раз дело обстояло несколько иначе. Победителями оказались все до единого представители человеческой расы. Трофеи, конечно, остались. В качестве таковых выступали двадцать пять подводных лодок Страшил, настолько напичканных бесценной инопланетной технологией, что едва ли не каждая нация Земли требовала себе в собственность одну из них. Само собой разумеется, удовлетворить подобные притязания не представлялось никакой возможности.