— Действительно хорошо, проговорила Татьяна.
— Кому это тут хорошо? — спросил мужской голос и в палатку заглянула визиономия взрослого мужчины.
— О! Станислав Куприянович! — воскликнула Татьяна и катнувшись вперёд, встала на ноги.
— Чем это вы тут занимаетесь? — хмыкнув, спросил инструктор краевого комитета партии.
Я видел его там. Он руководил сектором пропаганды и агитации. Странно было видеть его со скалолазами. Где скалолазы и где агитация? Хотя… В такой малинник я бы ездил и ездил… И не важно в каком качестве. Туристы — народ безбашеный, вольный. Вольный своевольный…
— Наверное среди таких и нужно вести пропаганду? — подумал я. — И сочетать, хе-хе, полезное с приятным.
Пырков был молод. Чуть старше Железняка. Лет, от силы, тридцати. Так и с кем ему проводить время, как не с молодыми, двадцатилетними девушками.
— Не вводи себя в заблуждение, — сказал вдруг мой «внутренний голос». — Он тут точно по твою душу.
— Но они знакомы, — возразил я.
— А почему им не быть знакомыми. Все культурно-массовые мероприятия проходят черех планы комсомольских и партийных органов. На эти сборы и деньги отпущены профсоюзом института. А вдруг, что случится. Тут обязательно всегда должен быть кто-то из них. Особенно, как они заявили, это открытые краевые соревнования по скалолазанию.
— Ну и вот. Ты сам всё сказал. Я то тут причём?
— Пырков — это целый заведующий сектором. Точно говорю… Тебя бы не было, прислали бы простого инструктора. Пырков — психолог. Я его и по поздним годам помню. Умнейший человек. Людей — как рентгеном просвечивает.
Татьяна тем временем подала руку инструктору краевого комитета партии и поздоровалась.
— А это Мишка. Наш сын полка. Он с нами уже третий год.
— А мы встречались с вами в крайкоме, молодой человек, — сказал Пырков, потягивая мне свою ладонь. — Так ведь?
Татьяна вскинула в удивлении брови.
— Встречались, — кивнул я головой. — Мимоходом.
— Он прекрасный пропагандистский стенд в школе самолично сделал. Он здорово рисует. Из его картинок уже сейчас можно книжку издавать. Мы думаем над этим, Михаил. Ты ещё поднапрягись в десятом классе. Не оставляй эту стезю… Из тебя может получиться очень хороший художник-карикатурист. Ты уже достоин наград, но возраст… Не привыкли у нас, что дети, могут высказываться на взрослые темы, по взрослому. Кстати, его стенная газета, посвящённая Победе в Великой отечественной войне заняла первое место по стране. Ты представляешь, Таня⁈
— Да? Я не знала. Порисуешь нас? — спросила она меня. — Фотоаппарат — это здорово, но хороший рисунок… Мея нарисуешь?
— Обязательно, — улыбнулся я.
По палатке так и стучал дождь и выглянув из неё, мы спрятались обратно. Даже за кашей под кухонный навес идти не хотелось. МЫ по дороге плотно перекусили и есть пока не хотелось. Я взял гитару и сел в свой уголок, скрестив ноги. Татьяна раздвинула «занавеску» и они сидели с Пырковым, беседуя о чтении им обзорных лекций об международной обстановке, которые, как оказалось были навязаны «туристам» крайкомом партии.
— И тут им нет покоя, — подумал я про себя хмыкнув.
— Ты у меня одна[3], — сказал я. — Словно в ночи луна… Словно в году весна… Словно в степи сосна… Нету другой такой ни за какой рекой, ни за туманами, дальними странами. В инее провода, в сумерках города. Вот и взошла звезда, чтобы светить всегда, чтобы гореть в метель, чтобы стелить постель, чтобы качать всю ночь у колыбели дочь. Вот поворот какой делается с рекой. Можешь отнять покой, можешь махнуть рукой, можешь отдать долги, можешь любить других, можешь совсем уйти, только свети, свети!
Наступила тишина…
— Хорошо то как! — сказала Татьяна.
— Да-а-а, уж… — покрутил головой Пырков. — Ты, Михаил, и музыкант отменный. Как ты душевно исполнил… А что ещё из Визбора знаешь?
— Много чего.
— Про море знаешь?
— Знаю.
Я перебрал струны[4].
Я когда-то состарюсь, память временем смоет.
Если будут подарки мне к тому рубежу —
Не дарите мне берег, подарите мне море,
Я за это, ребята, вам спасибо скажу.
Поплыву я по морю, свою жизнь вспоминая,
Вспоминая свой город, где остались друзья,
Где все улицы в море, словно реки, впадают,
И дома, как баркасы, на приколе стоят.
Что же мне еще надо? Да, пожалуй, и хватит.
Лишь бы старенький дизель безотказно служил,