— Скорее всего, эти не из блатных, если не послушались Борова. Бутыльковские, наверное. Может и Бутылька в больничке придавить? — спросил я. — От него волна на Светлану идёт.
— Ну, ты совсем уж не зверей, — сказал мне «мой внутренний голос». — Держи себя в руках. Его припугнуть можно. Можно сломать ему ногу, например. Вон, как на Макарова подействовало.
— Ему, наверное, Людмила Фёдоровна пригрозила, — засомневался я. — Он парень упёртый и не ссыкливый. Может, ещё выжидает нужного момента. А годика через два встретит и отомстит.
— Ты так параноиком не сделаешься? — спросил меня «предок». — Не думай много о будущем. Живи настоящим. Оберегайся, да, но не излишествуй. Постепенно оценка рисков станет твоим образом жизни. Уже сейчас в тебе много моих навыков и умений. Видишь, ты сам справился с ликвидацией. А это, скажу тебе, не простая работа.
— Хм… Совсем не чувствую ни жалости, ни злобы на них. Я как робот, млять! И самое смешное, что меня это не расстраивает…
— Ну… Роботы вообще ничего не чувствуют. Повидал я их на своём веку. И наших в будущем, и инопланетных. Имитировать чувства и эмоции они могут, но ведь ты не имитируешь, а сам переживаешь их. Так ведь? Себя не обманешь.
— Ну, да… Чувства у меня есть.
— Ты ещё сейчас намного старше своих лет, а потому не так эмоционален, как прежде. Можно сказать, что ты вдруг неожиданно повзрослел. Так и с простыми людьми бывает от сильных переживаний. Перегорают эмоции. Во время войны дети быстро взрослели. Вот и ты… А ещё моя профессиональная деформация.
— Согласен, — мысленно вздохнул я. — Дети шпионов не могут быть обычными детьми?
— Глупости! — резко отреагировал «предок». — Дети шпионов просто обязаны быть обычными детьми, потому, что они дети. Но у тебя другой случай. Во-первых, ты уже не был ребёнком, а во-вторых, произошла не только накладка моей матрицы на твою и их объединение, но и замена твоего сознания моим. А я калач не просто «тёртый», а «очень тёртый». Как-то так…
— Ха-ха-ха… Очень тёртый калач, это — панировочные сухари. Хе-хе-хе…
— Хе-хе… ну да, ну да… логично… хе-хе… И кремень стирается в песок.
Так я благополучно вернулся домой и лёг спать, почти не думая о последствиях сделанного.
— Будет день, будет и пища, — сказал я сам себе, включая приёмник на волну «БиБиСи» и засыпая под песню «Энджи»[1] группы «Роллинг Стоун».
Милиция пришла за мной в эту же ночь. В три часа двенадцать минут прозвенел дверной звонок. Во дворе дома возле нашего подъезда стоял жёлто-синий УАЗ, который в народе назывался не «воронок», а «канарейка». Да-а-а… Перестал народ бояться «внутренних органов». И поделом им этим «внутренним органам»! Не будут перекрашивать свои машины в такую весёленькую не слишком серьёзную расцветку.
— Шелест Михаил, это кто? — спросил отца чей-то строгий голос.
— Сын, — коротко ответил папа.
— А что случилось? — спросил дрожащий мамин голос.
— Разбираемся. Где он?
— Спит.
— Уже не сплю, — сказал я, открывая дверь «своей» комнаты.
— Одевайся, поехали, — приказал милиционер с погонами старшего лейтенанта.
— Что случилось? — повторила мама.
— Пять трупов случилось, — мрачно глядя произнёс милиционер. — А ваш участвовал.
— Ах! — ахнула мама.
— Участвовал в чём? — спросил отец.
— Разбираемся, — сказал милиционер и снова приказал мне. — Одевайся! Поедем в отделение на допрос.
— Повестка есть? — спросил отец.
— Какая повестка? Пять жмуров! То есть, трупов. Какая вам повестка?
— Он несовершеннолетний, — сообщила мать.
— Ну, так и вы собирайтесь. Хотя… Ему шестнадцать ведь уже есть?
— Есть, — подтвердил отец.
— Статья сто два уголовного кодекса РСФСР распространяется даже на четырнадцатилетних. Давайте не будем усугублять⁈ Иначе я оформлю принудительный привод.
— Мам, пап, не нужно усугублять. Старший лейтенант выполняет поручение следователя. ДА?
Старлей кивнул.
— Отдельное поручение от следователя есть? — спросил я.
Лейтенант снова нахмурился.
— Сказали доставить, я исполняю. Я дежурный оперуполномоченный, Кобцев.
— Вы бы хоть удостоверение показали, товарищ старший лейтенант.
Милиционер достал красную корочку и предъявил в раскрытом виде.