Глава 26
Откатив события назад и проявив себя с бандитами как настоящий гуманист, я не тешил себя иллюзиями в мыслях перевоспитать их. Я по-прежнему считал, что таким, как Бутылёк и Боров нет места в человеческом обществе. Они не чтут, а презирают его законы, а значит, не могут находиться среди людей. Но я не мог подвергать опасности своих близких, к которым причислил и Светлану.
Ментальная матрица «предка» сильно изменила меня. Я помнил себя совсем другим. Да-а-а… Тем летом я был ещё совсем другим. А ведь прошёл только год и мне тогда было пятнадцать, а стало шестнадцать. Что, казалось могло повлиять на меня. Но с декабря моя жизнь полетела, словно катясь, с горы. Иногда кувырком, как заяц в загадке: «В гору бегом, с горы кувырком».
Я смотрел на одноклассников и не видел в них каких-нибудь изменений. А в себе не видел, а чувствовал… Ощущал… Чужая матрица в ускоренном темпе лепила мой менталитет по тому образу, который видела она. Или это уже не она, а тот искусственный интеллект, который «предок» назвал Флибером? Понимание и ощущение, что во мне даже не один чужой разум, а два, было не из приятных. С присутствием одного дополнительного разума я, вроде бы как, смирился. А тут ещё подарочек… Флибер, мать его… Кто такой? Что такое?
Но и то, как я о нём думал, совсем не казалось мне детскими мыслями. К моему удивлению, мне совсем не хотелось не то, чтобы заглянуть в другой мир, но я точно знал, что в другом мире ничего интересного нет, там идёт такая же жизнь, как и эта. Просто такая же обычная жизнь со всеми вытекающими из неё проблемами, неприятностями и мелкими радостями. Причём, проблемы и неприятности я по-взрослому ставил впереди мелких радостей. И мне совсем не хотелось создавать мир и быть там «богом».
Целую неделю я сильно переживал случившееся со мной в «том» мире, который мог бы стать «этим», но по причине присутствия во мне некоего «Флибера», не стал. А ведь сейчас «я» «там» остался без «дополнительных опций», правда, с расширенным разумом, прописанным где-то в энергетической оболочке. Тоже не простой пацанчик, но было интересно, как «он», «второй я», сможет дальше жить? Посадят его или нет? Но интересовало, честно говоря, чисто гипотетически, без, скажем так, ажиотажа.
Целую неделю я загружал себя учёбой, рисованием картинок к детским книжкам и написанием планов на тренировки. И в этом тоже проявился взрослый менталитет, который одёрнул меня в моём зазнайстве и заставил изобразить план и своих и чужих тренировок, хотя бы на первый месяц.
Благодаря написанному, стало видно, что я во многом не прав. Пришлось менять в первую очередь свой подход к тренировкам первогодок. Не нужна была им сейчас текучесть «тайцзицюань». Я не мог взять из памяти «предка» методику, так как эта методика была рассчитана, или на жёсткое карате Накаямы, или китайское оздоровительно-медитативное У-шу, к симбиозу который «предок» шёл даже не годами, а жизнями.
То, что практиковал сам «предок» и то, что естественным образом передалось мне, не вписывалось ни в какую известную ему, а значит и мне, методу. Вот и пришлось покорпеть над «прописями» для учеников-первогодок, переписывая и переписывая написанное. А в конце концов остановиться на том, что первые полгода всё равно нужно посвятить базовой технике карате: изучению мощных устойчивых стоек, различных ударов руками и ногами, блоков, кои — те же удары, а уже потом концентрировать внимание учеников на кратковременности этих позиций и, собственно, перетеканию из одного удара в другой, из одной позиции в другую.
После глубокого анализа познаний «предка», я пришёл к выводу, что это мне «свалились» знания и умения в готовой форме, которые оставалось только превратить сначала в умения, а потом в навык, чем я и занимался эти полгода. И для физически подготовленного тела сие действо давалось легко. Переход знаний в умение проходило, как будто, я, — бывший спортсмен, восстанавливаю утраченную от растренированности спортивную форму.
И то… Я, например, время от времени специально переставал ходить на тренировку по самбо, и не растрачивал «форму», а наоборот, находил в себе какие-то новые приёмы. Вроде, как тело отдыхало, но в нём продолжали строиться нейронные связи. Вот и сейчас моё тело физически было готово воспринимать новое, чем стало для меня карате. Тем более, что новое, было не совсем новым. В матрице предка, ставшей моей, повадки и реакции мышц были «прописаны», оставалось только их «перепрописать» в нейронах и развить мышечный навык, чем я и занимался всё это время.