Оказалось, что на льду я играл хуже многих, а потому меня поставили на ворота, где я всегда стоял лучше многих, потому что почему-то не боялся шайбы. Даже летящей мне прямо в лоб. Как-то я умудрялся уворачиваться от шайбы и ловить её в самосшитую мной вратарскую рукавицу.
Вспомнив теперь об этом, я спросил «предка» о том, что давно «вертелось у меня на языке»:
— Слушай, «предок», а давно ты во мне сидишь?
— Ну… Так… Э-э-э… Я же уже говорил, вроде бы, только ты не отметил для себя…
— что именно?
— Э-э-э… То, что я, попав в тебя, совсем не хотел проявляться. Надоело мне, понимаешь, начинать жизнь заново.
— Но ведь ты же мог жить в своём мире.
— Это тоже наскучивает, дружище. Мало того, я мог, и проживал чужие жизни, но любая чужая жизнь, становилась моей, потому что психофизическая матрица, в отличие от ментальной, не меняется. Каким народился, таким и помрёшь, говорили мудрецы.
— То есть ты во мне был с рождения? — удивился я.
— Нет. Примерно, как я понял, с момента утопления и возрождения Женьки Дряхлова. Почему эти два события совпали, пока не понятно, но похоже, это я вызвал переселение в него чьей-то матрицы. Пока мы не встретимся с ним, ответа не будет. Ну, или Флибера будить.
— А ты думаешь, что он спит? — спросил я. — На сколько я понял, твой Флибер, сущность самодостаточная и сам принимает решение, когда ему активизироваться.
— Э-э-э… Не совсем так… Кхэ-кхэ… Когда мне всё надоело, я усыпил его,переведя в режим ожидания. Это, всё таки, искусственный интеллект, подчиняющийся человеку. Ну… Не любому, конечно, но мне он подчинён полностью. Ну, и тебе, конечно.
— А что он может делать? Ты так и не сказал… Кроме формирования параллельных реальностей.
— Оно тебе надо? — спросил меня «мой внутренний голос». — Ты же слышишь меня? Тебе мало того, чем ты уже обладаешь? И это, заметь, не чьи-то виртуальные возможности, а твои личные, только чуть-чуть усиленные моим менталитетом. Поверь мне, Миша, излишества утомляют. Как говорит тот же Аркадий Райкин? «Пусть всё будет, но пусть чего-то не хватает». Многие знания — многие печали. Зачем нам чьи-то «рояли в кустах»? Плохо тебе живётся? Всё равно в СССР жить, не как все, не получится, а значит, придётся уходить, или за границу, или в другой мир. А родители? Родственники? Друзья? Они останутся тут и продолжат жить по старому. Это сильно угнетает. Невозможно всех сделать счастливыми, Миша и это мешает самому жить по другому. Ты такой, как и я. Ведь я — это и есть ты.
Пока я разговаривал с «предком» я делал себе клюшку: вставил перо, обмотал стеклотканью с «эпоксидкой», оставил сохнуть и занялся коньками, которые я привёз с собой. Мы с собой брали и лыжи, но так и не смогли с отцом покататься. Те горки, на которых он катался в детстве, стояли мало того, что занесённые снегом, но и заросшие лесом, а искать другие и пробивать «целину», не хотелось. Вот и отложили мы с отцом катание с гор до Японии.
А коньки в деревню я всегда брал. В этом году у меня были хоккейные «канады», купленные в «валютнике». Имелась и другая экипировка: щитки, наколенники, краги, каска и даже красная форма с надписью «СССР». Видимо с майского чемпионата мира осталась. Или дополнительно нашили? Не суть…
Отец предложил увезти, но я сообщил, что пятого января играю за Губерово и отец разулыбался.
— Не посрами, — говорит, — фамилию. Я когда-то и сам играл. Но, в основном, на лыжах бегал. До сих пор мои грамоты висят в школе. Краевые соревнования выигрывал!
— Ух, ты! — «удивился» я. — Не знал.
Хотя, знал я от «предка», что батя у меня тот ещё бегун. Его за неутомимый бег и лошадиное здоровье и в морской спецназ взяли. Сейчас он мне об этом не говорил ещё. Но скажет лет через десять, когда меня самого должны были черти занести по тому же адресу, да-а-а… Сейчас я «туда» категорически не хотел.
Васёк пришёл утром четвёртого опухший, как хомяк. Он глянул на Наташкин портрет и восхитился:
— Ох*еть! — сказал он и икнул.
Наташка была нарисована в «полубюст» и её округлости тоже угадывались под блузкой и глаза смотрели так же по лисьи хитро, но не по бл*дски. Губы у Наташки были чуть припухшие, словно от поцелуев, чуть приоткрыты и она чуть улыбалась.
— Э-э-э… Б*лять, как её⁈ Э-э-э, — Васёк задёргал рукой, как припадочный. — Мона, бл*ть, Лиза! Точно!
Моему удивлению не было предела. Васёк знал о творчестве эпохи «Возрождения»! Наташка, и правда, была изображена в образе «Моны Лизы», мэтра Леонардо Да Винчи. Удачно, между прочим, изображена. Всё, как полагается… В полупрофиль, с кудряшками, опускающимися на виски, и улыбка…