Расставшись с жизнерадостным Василием, я глубже погрузился в анализ сегодняшнего матча.
— А ведь, действительно, в третьем периоде команда стала играть лучше. С чего бы это? — спросил я сам себя.
— Понимаешь, — ответил «предок», — я и раньше замечал, что в моём присутствии, люди как бы подзаряжались энергией, бодрились. Я-то почти не уставал в многокилометровых рейдах. Просто делал вид… А ребята выматывались реально, да. Так вот, когда я о них начинал думать, они, словно бы, взбадривались. Может и у тебя такая, э-э-э, «харизма» стала проявляться? Харизма вождя, как я её назвал.
— Кстати, я вспомнил про Женьку Дряхлова… Он ведь в школьном ансамбле играл. В шестом классе учился, а играл, как настоящий музыкант. Э-э-э… Так вот… Славка Федосеев говорил, что когда приходил Женька, все начинали играть тоже, как «боги». Это его, Славкино, слово. Какое-то время без Женьки они играли так же, но потом «сдувались», словно их нужно было «подкачать». А приходил Женька и все, как ты говоришь, «бодрились».
— Вот это оно самое и есть, — согласился мой «внутренний голос». У меня тоже был опыт совместной игры в музыкальном ансамбле. С таким же эффектом. И люди, между прочим, к такому «вливанию» привыкают, как к наркотику. Я потом отказался от «помощи страждущим». Только в крайних случаях, когда это влияло на выполнение задания или на военный результат.
— Ты воевал, что ли? — удивился я.
— Воевал, — вздохнул «предок». — Что я только не делал. Чем только не занимался в своей жизни. Э-э-э… В жизнях, да-а-а…
— Расскажешь как-нибудь. Сейчас надо думать, как себя завтра вести?
— Да всё просто. Тренер отдаст тебе инициативу. За эти пару дней ты накачаешь ребятишек. Вы наработаете несколько схем атак и обороны. Это позволит Губеровцам победить районные соревнования. Потом придётся играть в краевых первенствах. Там тебе уже не удастся поучаствовать, но поприсутствовать ты сможешь, подкачивая их мотивацию. Они, хорошо сыграв без тебя, поверят в себя и продолжат громить соперников. В апреле будет проведён финал «Золотой шайбы». В Ленинграде, кажется. Вот там и ты сможешь поиграть. Ну, а что? Плохо, что ли и самому выиграть «Золотую Шайбу», и дать её выиграть команде, хе-хе, какого-то Губерово? Кто о нём сейчас слышал? А так, родительское Губерово прославится на весь СССР. Думаю, отец будет счастлив.
— Вот ты забежал вперёд! — мысленно рассмеялся я. — Не кажи гоп, покуда нэ перескочив. Ха-ха… Ладно… Там видно будет. Думаю, с Владивостокой командой они без меня справятся. А дальше и мне можно будет подраться с Хабаровчанами. Сейчас я заявлен по закону. И дальше буду в списках значиться. Нормально.
Я пришёл домой довольный.
— Ну, как, поиграли в хоккей? — спросил дед.
— Поиграли. Лучегорцев обыграли. Восьмого с Иманом играем. Значит, и я уезжаю восьмого, дед.
— Ух ты! Молодцы. Сам-то забил гол?
— Пять шайб, деда, ха-ха.
— Ух ты! А они?
— Они всего пять забили. Обыграли мы их со счётом «десять-пять».
— О, как! Молодцы! Значит, помог нашим пацанам?
Дед был слегка выпившим. Он всегда доставал заначки, когда бабушка уходила в магазин.
— Помог, деда!
— Ну, молодец-молодец. Садись обедать. Баба твоя где-то задержалась в магазине.
Поев вчерашнего борща с фасолью и свиной поджарки с толчёной картошкой, я прилёг отдохнуть на разложенное для кресло-кровать. Спина и тело приятно «гудели». Всё-таки, хоккей — это настоящее единоборство. Недаром шутники называют его «драка палками за кусок резины». Вот уж и впрямь — рыцарский турнир… Хе-хе… Потянувшись до хруста в позвоночнике, я, встав на «задний мост» без рук, упёршись только на затылок и, крутнувшись на нём, перевернулся на левый бок и заснул.
Разбудили меня бабушкины причитания по поводу дедушкиного подпития. Глянув на будильник, всё ещё стоявший на круглом столе, накрытом белой, вышитой цветами, скатертью. Рядом стоял высокий куст «чайной розы», комод и шкаф. Вся мебель была старинной, оставшейся ещё с довоенных времён, когда и построена была эта лечебница и жилище для первого ветеринарного врача. Потом ветврач выстроил себе дом побольше, а в этой части дома поселили деда с бабушкой, ставшей санитарным помощником. А деда, прошедшего японскую войну, сначала назначили уполномоченным по заготовкам, потом бухгалтером в совхоз, а потом посадили за растрату. На восемь лет… Да-а-а… Пьянки и бабы довели дедушку до цугундера.
Потом дед работал в совхозе счетоводом, а сейчас, с семьдесят второго года, был на пенсии и частенько пил. Пили они вместе с дядей Колей, тёти Марусиным мужем, но того вот уже год как разбил инсульт, и теперь мой дед пил в одного, и значительно меньше. Но, однако, пил… А кто в деревнях и сёлах не пил? Если уж даже шестнадцатилетний Василий с трудом пережил новогодние праздники, и если бы не игра, так и бухал бы до конца каникул. Самогона в деревне варили много.