— Ты был целителем? — удивился я.
— А что ты удивляешься? Ведь даже сейчас ты воздействуешь на окружающих, заставляя их организмы вырабатывать вещества, стимулирующие физическую активность, рост мышечной массы, и наработку мышечной памяти по определённым программам. Твои нейроны перепрограммируют людей. Это не удивляет тебя?
— Уже не удивляет, — вздохнул я. — А с массажем может запросто получиться. И, кстати, мы можем несколько дней посвятить пленеру, а потом переехать ближе к Токио.
— Какие лыжные базы имеют вид на гору Футзияма? — спросил я у Тиэко.
— Думаешь, перебраться туда? — спросила она, сильно озабоченная услышанным от медика.
— Ага. Думаю, мы тут немного порисуем, отец сильно впечатлился видом на озеро и переедем ближе к тому госпиталю, про который ты говорила.
— Есть две база. Одна всего за два часа от Токио, называется Йетти, а вторая расположена в деревне Нарусава. Это подальше. Не помню название. Мы чаще на первую ездили. Там можно на санках кататься. Мы любили… Но и спуски есть серьёзные. Я лыжах я с пяти лет, между прочим… А ты как-то не очень на лыжах.
— Я тоже рано на лыжи встал, но больше увлекался бегом, а не горным спуском. Хотя, у нас в лесу мы трассу пробивали с самой вершины сопки. Но её быстро санками разбивали.
— А твой папа-Васа похож на древнего самурая. Он и ведёт себя, как самурай.Или, как принц. Как член императорской фамилии. Он даже на него похож.
— На кого, — удивился я. — На Хирохито?
Тиэко кивнула.
— Не видел. Не знаю, — покрутил головой я.
— Похож-похож, — подтвердил «внутренний голос». — Что-то в Хирохито «Шелестовское», хе-хе, есть. Но он больше на Мишу Иваныча похож. Или Миша Иваныч на него. Хе-хе…
Тут из распахнувшихся дверей вышел хмурый отец. Он глянул на меня и сказал:
— Лучше не начинай. Дай мне самому всё обдумать.
— Я только скажу, что можно немного отдохнуть и порисовать. А там видно будет…
Отец пошевелил губами.
— Правильно. Отдохнём пока. А то мне, и правда, дышать как-то трудновато стало. Как там? Астматический синдром. Вон, пшикалку дали.
Отец показал ингалятор.
— Полезная вещь, — одобрил я.
— Дожился твой отец, — вздохнул он.
— Тиэко сказала, что рядом с Токио есть база, откуда видна гора Фудзи. Там, она говорит, отличные картины можно рисовать на закате. Все фотографируют… И горки там есть хорошие для спусков.
— Да-а-а… Спуски, наверно, пока придётся отложить.
— В Токио есть очень хороший госпиталь. Там нужно обследоваться. Что эти медики могут?
— Не скажи. Тут такая техника! И ультразвук, и эхо-локация, рентген… Такой аппаратуры в нашей городской больнице нет. Да и в краевой тоже я не видел. Кроме рентгена, да… А про Фудзияму, это ты здорово придумал, да. И к госпиталю близко. Вот, сакуру тут порисуем и поедем. Почки уже набухли. Видел у нас во дворе?
— У нас во дворе? — удивился я.
— Ну, конечно! Сливовые деревья! Вот-вот зацветут. Я читал в журнале «Вокруг света». У японцев сакура — это не только вишня.
— А почему ты подумал, что это слива? — удивлённо спросил я. — По каким признакам определил?
— Ну, так, высокая же! — тоже удивился моей недогадливостью отец.
— Хм! — хмыкнул я. — Тут такие вишни, что повыше наших слив будут.
— Да⁈ — задумался отец, почёсывая поросший трёхдневной щетиной подбородок. — А, ведь, наверное. Маруся рассказывала, что на Украине вишни высокие. А я не помню. Маленький был. Помню только, как в огороде мед рядками картошки спал, а меня потеряли. Потом нашли и отлупили, да… Помню, какая земля была тёплой. В Губерово на земле не поспишь. Мокрая и стылая. Даже летом. Болотина…
— Пошлите, поедим, — сказал я. — По каталогу тут рядом хорошее кафе есть. Там, кстати, можно и ужин домой заказывать.
— Да. Я бы перекусил, но надо преодеться и переобуться. Да и душ принять не мешало бы.
— Слушай, а давай, ты пойдёшь в дом, а мы быстренько закажем еду и тоже придём. Пока, то да сё, они и принесут. Что нам это кафе? Дома хорошо. Кондиционер. А в кафе пялиться все на нас будут.
— Верно, — кивнул папа. — А я немного прилягу пока. Что-то утомился я, честно говоря. Укатали Сивку крутые горки.
— Ну, ты это брось! Сивка Бурка вещая каурка! Мы скоренько!
Хотя, оставлять отца одного, почему-то не хотелось. Да, что там, «почему-то», понятно почему! Я думал успеть, но, сука, не успел…
Когда мы пришли в домик, отец лежал на диване еле дыша с бледным как мел и покрытым потом лицом. Отец был явно в состоянии потери сознания.