Я показал ключ.
— Что за квартира? — заинтересовался Высоцкий и вышел из-за спины Говорухина.
— Да, прямо над вами, на четырнадцатом этаже, — сказал и показал пальцем вверх я.
— Над нами⁈ На четырнадцатом⁈ — удивился Высоцкий. — Ха! Гэбэшная блатхата!
— Володя, — обернулся к нему Говорухин. — Выражайся корректнее.
— Да, пустое! — отмахнулся Владимир. — Они меня оттуда слушают постоянно. Нас слушают.
— И пусть слушают. Такая у них работа. Они слушают, а мы и не говорим ничего крамольного. А если кого-то и обсуждаем, то только по существу. Помогаем, можно сказать, нашим органам ориентироваться в криминогенной обстановке.
— Постойте, друзья! Так вы тот Делаваль, что устроил светопреставление на Ленинских горах? — спросил Михалков. — Там такой шум стоял, братцы! И твои, Володя, песни звучали, только в чуждом для нас роковом звучании.
— Что значит в роковом? — спросил Высоцкий, делая ударение на последней гласной. — Что за светопреставление?
— Да-да… Юра Никулин звонил, рассказывал, что было очень весело на Воробьёвых. Э-э-э… Ленинских, да, горах. Так это вы всё устроили, молодой человек?
— Не всё. Только музыку и фейерверк.
— Ха! Не всё! — Говорухин оглянулся на Михалкова, тот развёл руки.
— Скромен, — сказал он, улыбаясь в пышные усы.
— От какого-то Делаваля у меня письмо лежит уже недели три. Я думал, это из французского посольства…
На лице Высоцкого появилось извиняющееся выражение.
— Это я вас приглашал выступить.
— Да-да… Олежка Даль вчера звонил, плакался, что было хорошо, а его не пригласили.
— Его тоже приглашали. Он, видимо, не помнит.
— А может и помнит, но вредничает, — усмехнулся Говорухин. — Такое с ним бывает.
— Неудобно как получилось, — нахмурился Высоцкий. — Вы уж извините.
— Ничего страшного. Мы сами исполнили ваши песни.
— Да? Ну, вы проходите, проходите.
Я быстро сбросил куртку, повесил её, снял туфли и шагнул в комнату.
— О! Он такой как мы, — проговорил Михалков. — Обувь снимает…
— Так по-нашему как шпарит! — восхитился Высоцкий. — А кто у вас пел мои песни?
— Я пел.
— Да? Вы музыкант?
— Он художник, — крикнула Марина из кухни.
— И художник, и поэт, и меценат.
— Меценат? — вопросил Михалков с улыбкой. — Кого меценируете?
— Университеты, в основном. Компьютеры, оборудование… Студенческие творческие коллективы продюсирую.
— Продюсируете? — удивился Михалков. — Поясните пожалуйста.
— У нас в МГУ студия звукозаписи есть, и несколько музыкальных коллективов. Вот ими и занимаюсь. Записали уже несколько концертов. Группу Максима Дунаевского «Фестиваль», например.
— М-м-м? — удивлённо промычал Михалков. — Это те, кто «Дартаньяна» озвучивал.
— Да, погоди ты, Никита! — остановил жестом Михалкова Высоцкий. — Дался тебе этот Максим! Ты сказал, что исполняешь мои песни. Хотелось бы послушать. Ни разу не слышал, чтобы кто-то… Кхе-ухе… Решился…
— Да-а-а, — хохотнул Говорухин. — Это вы, э-э-э, Пьер, хе-хе, сильно рискуете. Володя не даёт разрешение на перепевку.
— Да, подожди ты! — повысил голос Высоцкий. — Где-то можно послушать? Ты говоришь, у тебя есть записывающая студия, значит, наверное, и запись есть?
— Есть, — сказал я. — Как раз в машине слушал наш новогодний концерт. Аж три кассеты получилось.
— В машине? Слушал? — удивился Высоцкий. — В что у тебя за машина?
— У него мерседес! Почти, как у тебя, — сказала вошедшая с чаем и тортом Марина.
— Мерседес⁈ Как у меня⁈ — удивился Высоцкий.
— Пчти, — сказал я. — У меня сто четырнадцатый. Но внутри полный «фарш».
— Что внутри? Фарш⁈ — рассмеялся Владимир. — Как это?
— То есть нафаршированный? — догадался Говорухин.
— Ага. Всем, чем надо. Даже холодильник для напитков есть за задним сиденьем, — улыбнулся я. — Ну, и магнитола конечно же. Принести кассету?
— Неси, — приказал Высоцкий, тут же посуровев.
Вообще, его лицо часто меняло выражение, очень быстро переходя от благодушного и растерянного, до гневного и напряжённого.
— Все неси, — сказал Михалков.
Я с интересом посмотрел на него, не понимая, ему-то зачем?
Снова одевшись, я довольно быстро обернулся туда и обратно, и, грешным делом, подумал: «стоит ли раздеваться». Судя по состоянию Высоцкого, я пришёл в его дом в период кризиса бросившего пить алкоголика. Может быть и Говорухин с Михалковым пришли, поддержать Высоцкого в его неустойчивом психическом состоянии. А тут я нарисовался с его песнями. Как бы не «огрести» от знаменитого барда. Мужик он, как известно, сильный и резкий… Да-а-а…