И, слава Богу, пробуждение было хоть и болезненным, но не печальным. Аппаратура осталась сохранной. Да-а-а… Лучше перебдеть, как говорится. Кхе-кхе…
Часам к двенадцати дня мы проснулись, часам к трём дня прибрались. Примерно с этого же времени стали названивать вчерашние гости-артисты. Многие просто благодарили за отлично проведённый новогодний вечер, в котором моя роль сводилась в общем-то только к музыкальному сопровождению, остальное сделали сами студенты и преподавательский актив университета. Тлели, тлели остатки студенческого театра, вспыхнувшие в новогоднюю ночь особым радостным пламенем.
Пришла часам к четырём Игумнова Зоя Петровна, с которой мы стали общаться ещё ранее. Она, похоже, что искренне, поблагодарила меня за то, что «её ребята» смогли показать себя на сцене. А что, нормально они себя показали и на сцене, и на улице, водя хороводы и обеспечивая, между прочим, охрану правопорядка!
Сразу после того, как мне об Игумновой сообщил куратор, я пошёл к ней и предложил вместе подготовить новогодний праздничный «марафон», обещая самостоятельно покрыть все финансоввые расходы. Игумнова сначала напряглась, задумалась, а потом, когда я сказал волшебную фразу: «…да и театр надо возрождать…», она разулыбалась. Славным человеком оказалась Зоя Петровна. И практически всё, что вчера тут пело и плясало, — организовала она.
А мне она первого января просто сказала «Спасибо, вы — настоящий коммунист, Пьер. И теперь я верю, что вы искренне любите СССР» и пожала руку. Кхе-кхе… Про СССР — согласен, на где она во мне увидела коммуниста?
Во вторник меня вызвали в Горком КПСС, вручили грамоту и долго водили по кабинетам.Товарищ Гришин, лично поблагодарив, сказал: «Мы не ошиблись в вас», и пожал руку. «Желаем продолжать в том же духе!» — сказал он на прощание. Поблагодарив и «товарищей» за содействие, я отправился прокатиться по практически пустынной Москве на своём мерседесе.
Сегодня, вторник второго января, был обычным рабочим днём. С него у всех трудящихся начиналась рабочая неделя и поэтому вчера все ещё восстанавливали здоровье и готовились к трудовым будням, а сегодня все просто работали. А поэтому машин, развозивших жаждущих продолжения праздника не было. Да, некоторые люди спешили с подарками, вероятно, чтобы поздравить друзей или родственников, но позавчерашнего и вчерашнего ажиотажа уже не было. Город работал и отдыхал от праздника, и этому очень к месту способствовал небольшой снежок.
Дорога была скользкой, но я, ещё готовя машину к поездке в горную Ниццу, снабдил колёса шипами, а потому чувствовал себя на дороге уверенно. Да и не гнал я сильно свой «W-114», получая удовольствие и отдыхая от созерцания нарядной Москвы, чем если бы от мелькания людей и зданий. На Москву опускались зимние ранние сумерки, загорались огни фонарей и витрин магазинов с подсвеченными манекенами и пирамидами советских консервов.
С проспекта Калинина, который в моём времени превратился в Новый Арбат, я выскочил на Кутузовский проспект и не выезжая на Рублёвское шоссе развернулся обратно, выехав на параллельно идущий проспект Багратиона. Мне взбрело в голову подъехать к дому Владимира Высоцкого на Малую Грузинскую улицу. Почему? Зачем? Не знаю. Может потому, что я почти постоянно думал о нём, переживая неблагоприятные рассказы куратора о том, что принудительное лечение не принесло желаемого результата.
В этом доме сейчас жил у знакомых один, знакомый мне ещё по Парижу, французский художник, котророго пригласили в Москву его советские коллеги. Вот я и нашёл повод, чтобы посетить двор дома на Малой Грузинской. В багажнике Мерседеса ещё оставалось несколько «фирменных» бумажных пакетов с подарками, настроение у меня было приподнятое, а мне давно хотелось посмотреть на дом художников, и даже не на дом, а посидеть в его дворе вечером, дабы посмотреть, как возвращаются домой известные всей стране художники и артисты.
Во дворе дома на Малой Грузинской мне, конечно же, бывать приходилось, но это уже в будущем, когда многие оттуда уехали, или, кхе-кхе, перебрались из этого двора в иной мир. А здесь и сейчас мне куратор даже предложил как-то самому наладить доверительные отношения с Владимиром Семёновичем. Даже квартиру выкупить предлагал. Оставались, оказывается, в кооперативе две выкупленные государством квартиры, закреплённые формально за известными изобретателями, работавшими пока в каком-то «ящике».
Высоцкому, кстати, эту кооперативную квартиру дало государство по какой-то там «квоте». Видимо, чтобы было где жить с французской актрисой Мариной Влади, ведь после замужества Высоцкий с Влади с семьдесят первого по семьдесят пятый год проживали в съёмной квартире каких-то советских дипломатов, работавших за рубежом. Отказавшись тогда, не понятно по какой причине, от покупки квартиры, я, честно говоря, теперь жалел и, наверное из-за этого поехал сейчас на Малую Грузинскую.