— Понятно! — гаркнуло восемьдесят глоток. Громче всех гаркнул Курьянов.
— А сигареты у мальчика есть? — спросила пятая пигалица.
— Японские, — сказал я уже присаживаясь.
— Хе-хе… В смысле — «Цюзые»?
— Нет, хе-хе! В смысле «Hi Lite».
Я показал пачку с английским буквами.
— Какой нам ценный кадр попался, девочки. Я — Галя.
— Я — Катя.
— Я — Марина.
— Я — Ира.
— Я — Таня.
— Я — Света.
— Я — Наташа.
— Я — Миша, — сказал я, забрасывая на третью полку свою куртку.
— А я — Володя, — сказал какой-то взрослый парень, забрасывая свой рюкзак на другую верхнюю полку. — Я вам не помешаю, ребята. Я сразу спать. Устал, как собака.
— Э-э-э… Вы не преподаватель, случайно? — спросила Наташа.
— А то что? Не пустите? — улыбнулся Володя. — Я после рабфака. После армии. Такой же студент, как и вы.
Он ловко вскарабкался на самый верх и стал вошкотиться в узком пространстве третоьей полки.
— Будешь храпеть, польём водой, — пригрозила Таня.
— Это кто ещё кого польёт, — ответил, смеясь, Владимир.
Я показал девчонкам большой палец, — имея ввиду, что чувство юмора у товарища есть, а это уже половина дела. Достав из рюкзака бутылку «Токайского» вина, две коляски «Краковской» колбасы, большую банку оливок, которую я сразу вскрыл, потянув за кольцо и банку японских шоколадок «Lotte», которую тоже вскрыл, потянув за выступающий конец контрольной ленты.
Девчонки, пока я выкладывал продукты на стол, сидели, приоткрыв рты, но когда из банки с шоколадом «выполз» соответствующий запах, они застонали.
— Ой, как вкусненько!
— Какая прелесть!
— Это заграничное, да?
— Это шоколад?
— Можно попробовать?
— Не превращайте закуску в еду, — сказала высокая и крупная Светлана, сразу положив руку на банку. Дайте ему гитару, пусть развлекает, а мы поухаживаем. У нас тоже с собой есть, кое-что. Да, девочки⁈
— Вы, разбирайте сразу шоколадки по карманам. А то сейчас налети вороньё, и не попробуете.
— Правильно говорит Мишка, — подал голос Володя. — Даже с меня сон слетел, такой запах. Шоколад — это сила. Особенно, как я понял, импортный. А кофе у тебя нет, случайно. Я бы сейчас взбодрился.
— Спите, Владимир, спите, — проговорила Светлана.
— Вас понял, ха-ха, — рассмеялись с верхней полки.
— Ты в доле, Володя, не переживай, — заверил я его. — И кофе есть, только он заварной. Кипяток у проводницы возьмём, тогда и будет нам чай-кофе.
— Ну-у-у… Заварной… Его варить надо, проговорил, через зевоту Владимир и затих.
Я достал электронный камертон, прицепил его к Головке грифа и включив, дёрнул первую струну. Гитара была болгарской «Кремоной», была настроена неплохо, и мне лишь слегка пришлось её подстроить.
— Так, девочки, мне не наливать. Я уже в правильной кондиции. Это — раз. И давайте сразу договоримся, что я играю только то, что играю. Не понравится, отбирайте гитару и ищите другого гитариста. Это — два. Договорились?
— Договорились, — сквозь пережёвывание шоколада, проговорила Светлана, которая сразу захватила лидерство в группе.
Другие девчонки лишь постанывали от удовольствия, пия из стаканов вино вприкуску с шоколадом.
Я начал с перебора, а потом запел: 'Снова месяц взошел на трон править звёздною своей страной. Вспоминаю я, как сладкий сон, такой же вечер, но вдвоём с тобой.
— Какая прелесть, — сказала по окончании песни Галина.
Голос к неё был плотный, а взгляд, не смотря на голубые и просто огромные глаза, пристально-внимательный.
— Что-то новенькое. Твоя?
Я покрутил головой и начал другую.
— Посмотри, в каком красивом доме ты живёшь[1]…
Потом сразу третью:
— Почти у каждого из нас бывают драмы[2]…
Потом четвёртую:
— Когда проходят дни запоя, мой друг причёсан и побрит и о высоком говорит уже не страстно, а спокойно[3]…
Потом пятую:
— Ты мой свет, но я тебе не верю[4]…
А потом зарядил целый сборник Сергея Трофима[5]. Трофима я послушал в «оригинале», а не в памяти «предка» в две тысячи двадцать пятом году. По рекомендации «предка», естественно, которому этот музыкант-исполнитель очень нравился. Понравился он и мне, и я освоил его игру на гитаре и довольно сложную манеру исполнения.
Уже на третьей песне Трофима вокруг нашего купе собралась плотная группа студентов, уплотнивших не только боковую нижнюю полку, но и боковую вторую. «Дальнобойщика» подпевали на втором куплете кое-как, а третий — уже уверенно.
— Мишаня! Ты, что ли музицируешь? — услышал я голос Григория Мицуры.
— Я, Гриша, — крикнул я.
— Это Миха Шелест, — услышал я его голос в совершеннейшей тишине, разрываемой перестуком колёс движущегося поезда. — Пи*дец, пацаны, артист!