— Теперь ему не барабанить, а стучать придётся. Лет пять, а то и десять.
— За что, — удивилась девушка.
— У него тут, — я похлопал морячка по пояснице, — пистолет прощупывается. Он хотел его достать, а я не позволил. Он мог бы и пострелять здесь немного, да, Саша? Хотел пострелять?
— Попугать хотел, — прокряхтел он.
— А так… Без ствола? Слабо?
— С тобой, говорят, без ствола не справиться.
— Кто говорит? — тут же начал я экспресс-допрос.
— Не важно. Друзья говорили.
— Что за друзья? Имена, прозвища, фамилии?
— Пошёл ты!
Парень дёрнулся, но застонал. В это время я заводил и правую его руку за спину «снизу», как и левую и он попытался вывернуться. Не получилось… Появились милиционеры. Их УАЗ — «цыплёнок» стоял перед институтом.
— Что тут происходит? — спросил старший сержант.
— Попытка похищения человека и вооружённое нападение.
— Вооружённое? — удивился милиционер. — Где оружие? У кого?
— Тут прощупывается, — сказал я. — Потрогайте.
Сержант склонился над «барабанщиком» и пощупал выпирающий из-под шинели «ствол».
— Тэтэшник? — удивился он и откинул чёрную шинель.
— Ствол! — изумился его напарник.
Понятыми выступили старшекурсники, дежурившие в фойе у раздевалки. Нас опросили прямо на месте происшествия. В то время, когда Дед Мороз вызывал «настоящую» Снегурочку. Елка заиграла огнями. Мы видели её огни в окнах конференц-зала, через стеклянные входные стены, чей корпус стоял чуть ниже учебного.
— Да-а-а… Потанцевали, — проговорил я.
— Вот дурак! — в который уже раз проговорила Лариса. — Я ещё летом сказала ему, что не люблю его.
— А ведь он куда-то её тащил, — сказал я сам себе.
— Его машина ждала, — сказал Флибер.
— А что же ты мне не сказал? — удивился я.
— Зачем. До машины вы не дошли. Там тебя вторая машина ждала. Они обе сразу уехали, как только ты его остановил. Алиби себе мастрячат.
— Но мы их знаем?
— Знаем-знаем… Всех знаем.
— Ну не хочется их убивать.
— Так и не надо. Они исправятся. Вы ещё вместе работать будете.
— Дожить до того времени ещё надо, — буркнул я. — И Лариску теперь щитить надо.
— Поехали, отвезёшь меня домой, — сказала Лариса. — Не хочется уже ничего.
— Пошли одеваться, — согласился я.
— Хорошо, что ты его не бил
Я дёрнул плечами. Мы вышли на крыльцо института, с которого ещё нужно спуститься по приличной лестнице по скользким ступенькам. Снежная крупка сыпала и сыпала. Но подошвы моих туфель совершено не скользили и я уверенно взял Ларису на буксир.
— Прокатимся вокруг? — спросил я. — Может на площадь? Там уже ёлка?
— Совсем нет настроения, — поморщилась Лариса. — Включи что-нибудь…
Я выбрал на цветном мониторе диск, на котором был концерт Жара «Кислород» — он нравился мне — и включил.
— У тебя машина, как космический корабль, — сказала Лариса. — Огонёчки в такт музыки бегают. Это — цветомузыка да?
— Это пульт управления космическим кораблём, — пошутил я. — Это мы летим, а вокруг силовые поля планет и звёзд.
— Очень похоже. Снежинки и правда, как звёзды.
Крупка летела навстречу автомашине, вспыхивая в свете очень мощных, для этого времени, фар. Я всё-таки поехал не прямой дорогой, а вокруг, через центр города.
— Вот, дурак, а, — то и дело говорила Лариса. — Какой дурак! Что натворил? Он же нормальный был! Что с ним случилось?
— Любовь с ним случилась, — подумал я. — Вот и снесло крышу. Кто же парню на службе говорит, что разлюбила? Терпи уже и жди, пока не отслужит.
Лариса, словно услышав мои мысли, сказала.
— Да мы и дружили-то немного. Никакой любви не было. Так… Пристал ко мне на тынцах… Он на мореходном учился… Отчислили его… Встречались в институте, в читалке сидели, разговаривали. Он вдруг стал говорить, что любит, чтобы я его из армии ждала. А я-то тут причём. Мы даже не целовались. Не нужен он мне был. Выдумал себе что-то… Я даже приехала к нему через полгода, чтобы проверить себя. Ну и поняла, что это чудо совсем не моё. Вот об этом написала ему после. Он пару писем написал и всё. Думала успокоилось всё, а оно вот оно, как вышло. Наверное, я дура. Надо было дождаться его… Так я, что? Вроде совсем не с кем… И как он про тебя узнал? Ты-то вообще тут причём? А он тебя поэтом-песенником назвал. Я про тебя только с Олей говорила. Это она сказала: «Тебе с ним детей не крестить, а платье сшить надо. Вот иди и…».
Я слушал и молчал. Заканчивался день среды двадцать восьмого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Я думал о будущем, о «свечном заводике на Тайване», о предстоящих событиях в Афганистане, о том, что ещё нужно наладить выпуск медицинских аптечек, специального обмундирования, а то даже разгрузочные лифчики им придётся шить самим… Девушка рассуждала о прошлом и настоящем, не видя меня в этом настоящем.