Мы расстались у её подъезда. Она просто пожала мне руку и сказала:
— Спасибо тебе за всё. И за песню тоже. Хорошая песня, жаль, я её не до конца послушала. Сам сочинил?
Я покрутил головой.
— Юрий Антонов.
— Не слышала. У него хорошие песни.
Она посмотрела на меня и спросила:
— Поцеловать тебя, что ли?
Я пожал плечами.
— Маленький ты ещё.
— Давай, тогда я тебя поцелую, если тебе зазорно? — предложил я.
Она удивленно захлопала крыльями ресниц.
— Вот, ты хитрец! — она улыбнулась. — Не-е-е… Давай, уж я тебя. В знак благодарности.
— Вот, ты хитрая, — подумал я. — В знак благодарности… Хе-хе… Ох, женщины — коварство ваше имя.
Назад домой я ехал по пустынным и плохо освещённым улицам. Снегу прибавилось, и кое-где на поворотах в свете фонарей и фар поблескивал накат, а на обочинах надуло небольшие сугробы. А поэтому ехал я не очень быстро, хотя снежная резина с шипами держала дорогу хорошо. И навеяло мне нарисовать заснеженный Владивосток, расступающийся в свете ночных фар. Трамвайные пути. Фонари… Тротуар и старинные здания улицы Светланской, ныне носящей имя великого вождя пролетарской революции.
[1] Юрий Антонов — «Двадцать лет спустя».
Глава 23
Высшая, сука, математика оказалась крепким орешком. Её мало было зазубрить. В ней нужно было разбираться. Чтобы решать задачи, ага… А задач Геббельс давал много. Одна пропущенная лекция — одна карточка с четырьмя задачами. Не решил карточку — получай ещё две. Не решил одну из двух — получай три… И так далее в прогрессии… Благо, что перед первой сессией высшая математика была не очень высшей, и я с получением зачёта, после первого промаха на первой консультации, как обзывал Геббельс свои экзекуции, справился.
На первую сессию я вышел со всеми зачётами и не завалил ни одного экзамена. Да и как это было возможным в моём случае? Я и так раньше учился не плохо, когда учился, да, и экзамен в школе за восьмой класс сдал спокойно и без напряга. Главное — хоть немного учиться. Читать, что надо, писать лекции…
Например, по марксистско-ленинской философии какого-нибудь одного учебника не было. Философичка надёргала тем по истории философии и высказываний классиков из разных источников, и без её лекций на экзаменах делать было нечего. У нас всего-то человек пятнадцать, даже имея лекции, сдало с первого раза. Это со всего потока, если что. Сто шестьдесят человек, ага… Хорошо, что я все лекции имел переписанными своей рукой. Проверяла сходство почерка философичка… И если лекции были хороши, сразу предлагала тройку. У меня лекции украшались портретами мэтров: Платона, Аристотеля, Сократа, Демокрита, Диогена, Эпикура, Пифагора, Гераклита, Сенеки, Конфуция… Всех, про кого она рассказывала, кроме Ленина, естественно.
— Ты хорошо рисуешь, — сказала философичка, пролистав лекции. — Поможешь оформить мне кабинет?
— Почему, нет? — переспросил я и пожал плечами.
— Что ты знаешь о Конфуции?
— Конфуций основал первый университет и систематизировал летописи, составленные в разных княжествах. Учение Конфуция о правилах поведения князей, чиновников, воинов и крестьян распространялось в Китае так же широко, как учение Будды в Индии. Настоящее его имя — Кун Цю, но в литературе он часто именуется Кун-цзы, Кун Фу-Цзы («учитель Кун») или просто Цзы — «Учитель». Уже в возрасте немногим более двадцати лет он прославился, как первый профессиональный педагог Поднебесной.
— Давай зачётку. Отлично.
Так же я сдал экзамен по Истории КПСС, — просто предъявив хорошо оформленные лекции и пообещав написать несколько транспарантов.
Физику и химию я знал. По электротехнике получил формальное «отлично» ещё на семинаре, куда принёс лично спаянную плату усилителя и, объяснив, что и зачем на этой схеме припаяно и как работает. Спасибо Женьке Дряхлову, Серёге Громовы и отцу… Ну и спасибо тем синхронно-асинхронным электродвигателям, что выпускал мой «свечной заводик» на Тайване. Я принёс их два, разрешив второй распилить и сделать учебное пособие. Зав кафедрой не верил сначала, что такой двигатель может работать, но мой двигатель работал и был бесконтактным, то есть не имел «положенных» электродвигателю щёток.
Химию я любил ещё в школе и, поэтому, сдал её тоже легко.
Поэтому, сдав сессию, я уехал с отцом в Японию кататься на лыжах. Да. Просто кататься на лыжах. Вместе с мамой. Ага… Это мы так назвали мою творческую командировку по линии Союза Художников СССР. А что? Валюта у меня была своя. Товарищ я был проверенный… Что ж меня не выпустить? Если я, ко всему прочему, ещё и на «комитет» поработаю? Там крестик поставлю, или циферку, там камешек в саду камней подменю… Практически штатный сотрудник ведь, да-а-а… Надо осваивать шпионское искусство, сказали мне старшие товарищи. Вместе с художественным, хе-хе…