— Вот ты медведь стал! — проговорила Галинка. — На тебе нас двое поместится.
— Ну так… Для того и строил тело. Чтобы с двумя справиться.
— Ой-ой-ой… Фиг тебе! — засмеялась Галинка. — Ходи голодный!
— Ну-у-у… Это вряд-ли…
— А-а-а… Ну, да… Там же на Шикотане третий курс технологов. И твоя Ларисочка тоже там?
— Там, — кивнул я и поскучнел. — Но она пока не моя.
— Чего так? — вскинула она брови.
— Не считает меня достойным себя, — со вздохом произнёс я.
— У, какая она злюка, — надув губки, проговорил Галинка.
Марина всегда больше молчала. Она всегда молчала в моём присутствии.
— Вон, на Маринку лучше бы внимание обратил, — кивнула в сторону подруги Родионова.
— Да, я и обращаю, — проговорил я, ещё сильнее прижимая девушек спинами к моей груди. Грудь у меня была широкая, и лёгкие, раскачанные фридайвингом до шести литров. Правда, оказывается мне и воздух то был практически не нужен для передвижения под водой. Только для снабжения мозга… Да и то… Весь мой разум в матрице, ха-ха… Потому-то я и удивляю всех своими затяжными погружениями при активной работе мышц на двадцать минут. А я всё думал, почему у меня сахар так сильно падает, когда я бегу кросс, как стометровку? Тоже опасность, да-а-а… Так, э-э-э, не беги кросс, как стометровку. Беги по-человечески, ха-ха…
— Только мне не хочется её расстраивать. Я такой непостоянный.
— Хм! Самокритично! — проговорила Марина. — Спасибо за откровенность.
Мы сидели, обнявшись, и мне было хорошо. И девушкам тоже было хорошо. Я опирался спиной о стальную рубку огромного корабля, девчонки лежали у меня на груди. Мы смотрели на звезды и слушали звуки волн Тихого океана, разбивающихся о форштевень океанского лайнера. Даже звук двигателей был где-то далеко. На нас просто надвигались звёзды.
— А ты знаешь звёзды? — вдруг спросила Марина.
— Звёзды? — удивился я. — Ну… в рамках школьной программы.
— Жаль. В рамках школьной программы и я знаю. Полярную звезду знаю, как искать. Вон она, кстати.
Марина показала чуть левее нашего курса.
— Хм! Правильно. А между медведицами созвездие Дракона.
— Да? Как интересно. А туманность Андромеды знаешь, где?
— Прямо перед нами. На таком же расстоянии, как Большая Медведица от Полярной и на такой же высоте — созвездие Кассиопея, а чуть дальше — Андромеда. Они сейчас на одной высоте лежат над горизонтом.
— А эта яркая над нами?
— Э-э-э… Вега Лиры, — сказал я, сверившись с Флибером. — А эта слева — Арктур. Звезда — гигант. А над самым горизонтом чуть правее — Сатурн.
— Ничего себе «школьная программа»! — сказала Галинка. — А где Марс?
— Марс, — я посмотрел на часы. — А фиг его знает! Тут не видно. Он красный такой.
— Как ты цвета различаешь? Для меня они все одинаковые, — проговорила Галинка.
— Ну, что ты. Они все разные, — не согласился я.
Мы сидели в куртках, нам было тепло. Девчонки расспрашивали меня про Москву, про спартакиаду, про то, как я победил, на какие соревнования ещё ходил. Марина, оказалось, занималась легкой атлетикой: бегала спринт и прыгала в длину. А я то и не был ни на каких других, так как «отборол» все схватки.
Спрашивали про Москву. Мало кто из наших кто там был. Рассказывал про метро, мавзолей, Кремль, ЦУМ-ГУМ…
Потихоньку как-то незаметно вокруг меня собрались девчонки. Посыпались вопросы про Японию, про мои выставки и картины. Все их видели, так как после «картошки» то, что я нарисовал там, вывесили в фойе Баляевского корпуса. Они и сейчас там висят, дополненные другими — из учебной жизни студентов-первокурсников. Хорошо смотрятся. Многие находят на них себя и радуются.
— На Шикотане тоже будешь рисовать? — спросил кто-то из темноты.
— Конечно. Я всегда рисую. А если не рисую, то запоминаю и дома рисую.
— У тебя уже столько картин! — сказал ещё кто-то. — Говорят, ты раздариваешь те, которые с выставки убирают.
— Раздариваю. Куда их девать-то.
Кто-то всё-таки принёс гитару, пришлось играть и петь. Тем более, что и «мои девушки»: Галя и Марина, тоже были не прочь послушать.
Я играл и пел будущие песни «Воскресенья», нисколько не претендуя на авторство. Я спел: «Мой друг художник и поэт», «По дороге разочарований», «Музыкант», «Ночная птица», «Кто виноват», «Я привык бродить один» и «Я тоже был», «Звёзды», «В жизни, как в тёмной чаще», «Снилось мне…», «Зеркало мира», «Поиграй со мной гроза», «Я сам из тех», «Когда поймёшь умом». Спел я и много других песен, в том числе и иностранных, перемежая их с нашими. Часа полтора пел. Но вдруг захотелось спать.